Над крышами шагал трюкач

Над крышами шагал трюкач. По ниточке над бездною. В Лондон приехал цирк и цирковые артисты, кто как мог, завлекали в это царство блесток, клоунады и мастерства почтенных лондонцев и стар и млад.

Сиэль Фантомхайв проходя по площади, на которой небольшая группка циркачей устроила мини-представление, скептически хмыкнул и даже головы не поднял, чтобы взглянуть на канатоходца. Себастиан тенью проследовал за ним, неся в руках несколько пакетов и коробок. Граф ходил по магазинам, не любил покупать что-то для себя, но был вынужден это делать, ведь скоро состоится грандиозный бал-маскарад, на который, скати, приглашены и лучшие из артистов цирка. К добру ли это или все же к беде?

- Сиэль, ну, Сиэль же, подожди! - раздался восторженный тонкий голосок ему вдогонку. Граф стоически прикрыл глаза, вздохнул и обернулся, чтобы тут же быть заключенным в объятья собственной невесты, удушливые и ненавистные, как клетка певчему соловью. - Ты для бала покупки делаешь, да? Да?

- Прошу прощения, леди, - приложив руку к груди, склонился в поклоне дворецкий слегка придушенного графа, - Вы не могли бы отпустить моего господин, а то он, кажется, просто не способен вам ответить, вы так крепко его обнимаете.

- О! - протянула девушка и разжала руки на шее Сиэля. Тот жадно глотнул воздух, покосился на невозмутимого, как всегда слугу, и небрежным жестом поправил слегка сбитую экспрессивной невестой шляпу. Посмотрел на Элизабет, и та тут же просияла, в ответ на хмурый и более чем не дружелюбный взгляд. Поистине, любовь зла. - О, Сиэль, я так рада, что встретила тебя здесь! - тут же восторженно сложив ручки в молитвенно жесте, возвестила девушка.

- Госпожа! - запыхавшись прокричала подбегающая к ним Паула, и юная дочь графа Скотти немного пренебрежительно и даже брезгливо сморщила носик, но сразу же её лицо приобрело прежнее умильное выражение.

- Сиэль, а ты будешь со мной танцевать на балу. Будешь? Будешь?

- Элизабет, я не собираюсь идти на этот бал. Мне жаль. - Предельно вежливо и по официальному холодно, обронил граф, пока дворецкий, положив пакеты и свертки на мостовую, поправлял на нем ленту-галстук.

- Как не пойдешь? - опешила Элизабет, и на глазах тут же навернулись слезы. Как филигранно будущая светская львица уже сейчас играла на чувствах.

Но граф прекрасно знал все её ужимки, потому лишь коротко бросил. - У меня срочные дела, - и демонстративно пошел в том же направлении, что и до встречи с невестой.

- Сиэль, но я так надеялась, так хотела побыть с тобой! - прокричала она ему вслед, по щекам ползли прозрачные капли. Сиэль не вдел, просто не трудно было догадаться. Еще недавно, он непременно бы поддался, но сейчас у него, действительно, были дела поважней.

- Не жалеете, что так жестоко нарушили планы юной леди? - полюбопытствовал слуга, когда они дошли до поджидающего их экипажа.

- Нисколько. Я хочу поймать убийцу в цирковом костюме, и, думаю, мне это удастся.

- Не стоит сомневаться, мой господин.

- Я и не сомневаюсь, если ты не заметил. - Бросил Сиэль через плечо, забираясь в карету, пока Себастиан придерживал для него дверь, а потом забрался следом и закрыл её за ними обоими.

Экипаж тронулся.

- Тогда что именно вас беспокоит? - подметил, как всегда, внимательный слуга.

Сиэль сначала хотел промолчать, но все же признался, обронив коротко и емко, - Платье.

- О, скорее, корсет, не так ли?

- Да.

- Не беспокойтесь, ваша маскировка, мой лорд, будет идеальной. Я лично прослежу.

- Не сомневаюсь.

***

- Это была блистательная победа, мой господин, - произнес Себастиан, пододвигая к расслабленно откинувшемуся в кресле графу чашку с только что заваренным тонизирующим чаем.

- Но убийца погиб.

- Он сам выбрал свою судьбу.

- Странно слышать это от тебя. Неужели люди еще способны на это?

- На что, мой лорд?

- Выбирать сами, - пробормотал Сиэль и сделал большой глоток чая. Прикрыл глаза.

- Ну, что вы, мой господин, пожалуй, это единственное право, которое у них остается до скончания дней.

- А как же идея, что все предрешено и некуда спешить, не к чему стремиться. Что Бог решил нам дать и так придет, что решил отобрать, и так исчезнет?

- Эта теория, мой господин, кстати, попробуйте штрудель, уверен, вам понравится, так вот, эта теория о том, что все предрешено, называется «фатализм».

- Какое красивое слово для такой обреченной идеи, - задумчиво произнес Сиэль, отрезая ножиком наколотый вилкой кусочек яблочного пирога. Не зря Себастиана всегда восхищал его пытливый ум, заключенный в теле ребенка.

- Вы правы, мой господин. Красивое, но столь ли обреченное?

- А разве нет?

- Для вас, возможно, но для тех, кто духом слаб, это благословление. Все предрешено. Я не смогу ничего исправить. Поэтому и не нужно даже пытаться.

- Я смог. Почти.

- Почти, мой лорд?

- Ты все еще не выполнил основное условие договора.

- Я выполню. Не сомневайтесь. И заберу вашу душу с собой.

- В Ад?

- Возможно. Вам страшно?

- Конечно, нет, - отрезал граф, и отложив в сторону, так и не попробованный кусочек штруделя вместе с вилкой, поднялся. - Я хочу снять с себя все это, - указав взглядом на восхитительное, нежно-фисташковое платье, заявил он. Шляпку, увенчанную живыми цветами, юный граф Фантомхайв, стянул с головы еще в колонном зале, в котором проходил бал, когда уходил, переложив все на руки полицейских, так и не понявших, кто же преподнес им убийцу и всю шайку грабителей на блюдечке с золотой каемочкой.

- Конечно, мой лорд, - склонился в поклоне слуга и шагнул к нему вплотную. Повязки на левом глазу господина не было, и в призрачной глубине зрачка замерцали блики пентаграммы.

Ловкие руки слуги легко расстегнули застежки на спине графа и платье, державшееся только на них пышным ворохом соскользнуло к ногам. Остался шиньон и ненавистный графу корсет.

- Что сначала, волосы или корсет? - бесстрастно осведомился дворецкий.

- Корсет, - бросил мальчик через плечо.

- Как вам будет угодно, - легкая улыбка скользнула по губам слуги и тут же исчезла.

Казалось бы два шнурка, переплетенные друг с другом, но столько петелек, столько скованных ими мышц. Стоило Себастиану распустить корсет наполовину, как у юного графа вырвался блаженный тихий стон. Он глубоко вздохнул и даже прикрыл глаза он удовольствия. Поистине, познать настоящее, неземное блаженство, можно лишь в сравнении.

Руки слуги тут же замерли над шнурками.

- Мой господин?

- Продолжай.

И корсет оказался на полу вслед за платьем.

Мальчик стоял полностью обнаженным, а вокруг него волнами струились складки платья. Изысканное зрелище, не находите?

- Теперь волосы, - приказал Сиэль.

Себастиан, не проронив ни слова, подчинился. Что тут можно было сказать? Медленно вынул из темно-синих прядей заколки, миниатюрные, почти незаметные. Выплел ленты, под цвет платья, фисташковые. Осторожно открепил два длинных густых шиньона, заменявших графу «хвостики». Все. Разоблачение состоялось.

- Что-нибудь еще, мой господин?

- Почему ты убил его, хотя я не отдавал прямого приказа?

- Потому что демонам свойственна тяга к насилию и смерти.

- Только поэтому?

- А почему хотелось бы вам?

- Не почему.

- Жаль, я бы предпочел, чтобы вы желали упрекнуть меня в ревности.

- Ты снова играешь со мной, - обронил мальчик, устало вздохнув, и повернулся к нему лицом.

Себастиан скользнул взглядом по белой, незнающей загара коже, узким плечам, груди, плоскому животу, стройным ногам, и снова встретился взглядом с Сиэлем.

- Вы соблазняете меня, мой господин?

- Я похож на коварного соблазнителя?

- Скорей уж я, - не двигаясь, произнес слуга и все же улыбнулся. Привычно, ничегонезначаще.

- Не похож.

- Неужели?

- Я не испытываю желания, как видишь.

- Вы еще слишком юны, чтобы воспламеняться от одного лишь взгляда. Но я могу вам показать, как может метаться в агонии тело, в лишенной осмысленности, почти безумной жажде принадлежать тому, кто возжелал его взять.

- Зачем мне это с тобой. У меня есть невеста.

- О, ну, что ж, тогда, конечно, лучше оставить эту прерогативу ей. - Произнес Себастиан ровно и отступил назад.

Граф же все так же смотрел на него, видимо, что-то решая. Решил?

- Ты хочешь провести меня через унижение в постели с собственным слугой?

- Мой юный лорд в постели нет униженных и оскорбленных, если только страсть и бешеный стук сердец.

- Постели бывают разными.

- В нашей с вами будет так.

- Ты самонадеян.

- А вы уже согласились, просто не решаетесь озвучить вслух.

- Ты забываешься.

- Вы против? - вновь шагая к нему, поинтересовался дворецкий участливо.

- Неужели люди так бездумны, отдавать себя тебе во власть?

- Люди, может быть и нет, но разве не вы ни раз отмечали, как слабы человеческие тела?

- Зачем тебе я?

- Поверите, если скажу, в качестве жемчужины коллекции?

- Считаешь, что я поддамся?

- Уже поддались, - и еще один маленький шаг к нему.

Все. Теперь лишь отступать. Ближе некуда. И шелест юбок под ногами. Глаза в глаза. Но только взгляды, ни единого прикосновения, ни одного лишнего вздоха. А сердце-то уже частит.

- Когда я уйду с тобой в вечность, ты все равно сделаешь это со мной, не так ли?

- Возможно.

- Тогда ты прав, я соглашусь сейчас.

- Почему, позвольте узнать?

- Так уж это важно?

- Уверен, ваша причина будит весьма любопытной. Так почему?

- Потому что пока я еще имею право решать, я хочу решить сам.

- Вы решили?

- Да.

***

Над улицей отражением по стеклам соседних небоскребов скользил промышленный альпинист. Весь опутанный тросами, как парашютист стропилами, в рыжей, приметной каске, едва различимой с земли. Замерев на нужной высоте, он закрепил трос, и хотел уже выполнить поставленную начальством задачу, как замер, побоявшись даже моргнуть.

За стеклом в комнате, наполненной солнечным светом, два человека занимались сексом. В принципе нехитрое дело, если подумать, но...

Мальчик лет четырнадцати подставлял свое гибкое, юное тело, под ласки красивого мужчины, лет двадцати пяти, стонал, но альпинист, застывший в тихом шоке, не мог его слышать через окно. Выгибался и становилось понятно, что ему нравится, безумно нравится то, что творят с его телом губы, руки, жадный язык его взрослого любовника. Но тут мальчик повернул голову и встретился взглядом с альпинистом, застывшим за окном. Глаза у него были такими синими. Разве у людей такие бывают? А потом тонкие бровки сошлись на переносице, и губы что-то произнесли. Приказ? Мужчина оторвался от вылизывания его тонкой шейки, и повернул голову к окну.

Последнее, что видел альпинист в этой жизни, были красные, дьявольские глаза с вертикальными зрачками, которые он так и не успел разглядеть. Тросы оборвались, хоть это казалось и невозможным. Товарищи на похоронах сказали, что это судьба. А когда все разошлись, к могиле из тени деревьев выступили две тени.

- Не обязательно было его убивать.

- Он разозлил меня.

- Почему?

- А почему хотелось бы тебе?

- Не почему.

- А жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты думал, что это из ревности.

- Тебе не из-за чего ревновать меня к нему.

- Он видел тебя таким, каким имею право видеть только я.

- Каким же?

- Любимым.

- Ты снова играешь со мной.