Красные нити

Для Ватануки Кимихиро все началось в субботу, вечером, первого апреля. Как не трудно догадаться в день его рождения. Химавари-чан - самая прекрасная девушка на всем белом свете, поцеловала его. Пусть всего лишь в щеку, по-дружески, вручая подарок, но он буквально воспарил к небесам от одного мимолетного касания нежных девичьих губ к пылающей коже. И сразу же рухнул с небес на землю, и все из-за него, его личного кошмара, ужаса, летящего на крыльях ночи - Доумеки.

- Это был ничего не значащий, дружеский поцелуй, - прокомментировал он с видом знатока, когда за Химавари задвинулись седзе, на что Ваиануки не придумал ничего лучшего, как заорать в сердцах.

- Да, что ты знаешь о поцелуях!

- Побольше твоего.

- Да, ты... ты... откуда тебе знать?! Тебя ни одна девчонка в здравом уме не поцелует!

- А я за девчонками и не гонюсь, - пожал плечами как всегда невозмутимый Доумеки и неожиданно шагнул к нему. Ватануки попятился и уперся спиной в стену.

- Ты... ты чего это? - повернув голову сначала налево, туда, где чуть в стороне от него легла ладонь Доумеки, потом направо, куда легла вторая, выдавил из себя Ватануки. Почему-то просто оттолкнуть его от себя ему в голову не пришло, а зря.

- Должен же я показать тебе, чем отличается настоящий поцелуй от дружеского? - неотрывно глядя на его губы, произнес Доумеки все тем же ровным, лишенным эмоций голосом. Ватануки хотел возмутиться, врезать ему как следует, сбежать в комнату к Химавари-тян и Юйко-сан, но не успел.

Губы у Доумеки были сухими и жесткими, как гравий на дорожках, ведущих к храму, а потом стали влажными, стоило тому протолкнуть ему в рот язык, неистово целуя, терзая, и не давая вздохнуть. Ватануки поймал себя на мысли, что ему это все просто снится. Ха-ха, смешной сон, правда? Ха-ха. Но Доумеки все так же целовал его, и, кажется, не собирался останавливаться. Сильные, широкие ладони легли на талию, скользнули на бедра, прижали к чужому телу сильнее, вдавливая их друг в друга. Глаза Доумеки все такие же беспристрастные смотрели прямо на него, через стекла перекосившихся на носу очков. А потом они медленно закрылись и поцелуй стал немного другим, не жестким, а нежным, и вот тогда Ватунуки отмер, очнулся, пришел в себя и... начал отвечать. Прервала их Юйко, неожиданно появившаяся невесть откуда.

- А, мальчики, развлекаетесь, - протянула она своим необычным, мелодичным голосом, и снова куда-то пропала. Но это стало той отрезвляющей пилюлей, которая, наконец, смогла достучаться до Ватануки простой, и, в сущности, очевидной мыслью. «Меня целует парень... нет, не так, я ведь уже и сам его целую...». Но разорвавшейся бомбой стало не это, а нечто, пришедшее в голову с большим запозданием, - «Я целуюсь с... Доумеки...»

- НЕТ!!!

- И вовсе не обязательно так орать, - бросил тот все так же невозмутимо, и отошел в сторону.

- Тьфу! Тьфу! - старательно отплевываясь, красный, как рак, Ватануки, не знал куда спрятать глаза, и куда вообще себя деть, но при этом старательно плевался во все стороны, забыв о всех правилах хорошего тона, и тер губы так, словно бы это могло помочь избавиться от воспоминаний о поцелуе. Его первом в этой жизни поцелуе, о чем тоже не следовало забывать.

Вот только вряд ли, это могло уже помочь. Он понял это довольно быстро. Весь «праздничный» вечер, который Юйко-сан разрешила ему устроить у нее в магазине, он только и делал, что вел себя глупо и не лучшим образом выглядел перед ненаглядной Химавари-чан, потому что просто не мог забыть. Пытался не встречаться взглядом с Доумеки, который держал себя с ним так, словно между ними вообще ничего не произошло, словно не было этого дикого, неправильного в априори, поцелуя. И уж тем более старался не смотреть в сторону Юйко-сан, с этой её вечной понимающей улыбкой, которая, на взгляд Ватануки, всегда была приправлена изрядной толикой ехидства. Кажется, лишь Химавари ничего не замечала и ни о чем не знала. И Ватануки был благодарен её и готов петь дифирамбы её красоте, кротости и душевной чистоте весь вечер, чем с переменным успехом и занимался, пока не пришло время прощаться и провожать гостей по домам.

Он надеялся, что Доумеки покинет их с Химавари-чан уже на следующей развилке, но не тут-то было. Тот все так же молча пошел в одну сторону с ними. Раньше Ватунуки непременно бы решил, что его извечный соперник, как и он сам, хочет проводит до дому несравненную Химавари, но теперь, в свете этого невыносимого, неправильного поцелуя, которого просто не должно было быть в его жизни, Доумеки, идущий с другой стороны от Химавари выглядел совсем в другом свете. «Неужели он снова хочет остаться со мной наедине... Неужели, опять... поцелуй?»

- Тебе не понравился праздник, Ватануки-кун?

- А? - не сразу очнулся от своих размышлений тот.

- Я спросила, - была вынуждена повторить девушка, в глазах которой читалось неподдельное беспокойство, - Тебе не понравился праздник? Ты все время молчишь, и даже на Доумеки-куна, как обычно, не реагируешь...

- С чего бы это мне на него реагировать! - залившись краской, как маков цвет, выдавил из себя Ватануки и чуть ли не задымился от смущения. Ему показалось, или нет? Наверное, все же показалось. Ведь Доумеки просто по определению не умеет улыбаться, правда?

- Так тебе не понравилось? - не унималась Химавари, не подозревая, как двояко для Ватануки прозвучал этот вопрос. Мальчишка замер, растерянно смотря на нее своими большими, темно-синими, столь несвойственными для японца, глазами, и резко опустив взгляд в пол, с трудом выдавил из себя.

- Понравилось...

- Все понравилось, Ватануки-кун?

- Все.

- И подарки?

- Да, подарки были замечательными, Химавари-чан, спасибо. - Кротко и так не похоже на себя самого отозвался Ватануки.

- Но ты все равно себя как-то странно ведешь. Ты хорошо себя чувствуешь? - прохладная, девичья ладошка легла на взмокший от волнения лоб. Ватануки вздрогнул все телом, и выдавил из себя слова, мучительно прорывающиеся через схваченное спазмом горло.

- Со мной все в порядке, Химавари-чан, я просто устал, - поднял руку, обвил тонкое запястье пальцами и отстранил от себя, не спеша отпускать. Поднял глаза и утонул в выразительном, теплом взгляде девушки, которую он считал любовью всей своей жизни. - Ты такая красивая, Химава... - словно в забытье начал он, не сразу осознав что, помимо его воли произносят непослушные губы. А, когда понял, резко отдернул руку, отскочил к забору, и закричал так, что легко мог перебудить жителей всего квартала, - Прости-прости-прости, я вовсе не это хотел сказать!

Химавари звонко рассмеялась. - Ватануки-кун, ты такой хорошенький, когда смущаешься. - Прикрыла рот ладошкой, и шагнула в сторону калитки, возле которой они все втроем вот уже несколько минут стояли. - Ну, удачи вам, ребята. Доумеки-кун, пожалуйста, проводи Ватануки-куна, а то я буду волноваться за него.

- Конечно, - кивнул в ответ тот и повернулся к все еще обнимающемуся с соседским забором Ватануки. Того затрясло, но он все же нашел в себе силы подскочить к Химавари-чан и попрощаться с ней, прежде чем девушка быстро пробежала по узкой дорожке через небольшой садик, поднялась по крыльцу и скрылась за дверью, на прощание помахав им обоим рукой.

- Ну, и долго ты тут еще стоять собираешься? - голос Доумеки подействовал на Ватануки, все еще машущему давно закрытой двери с идиотической улыбкой на лице, словно ушат ледяной воды.

- Сгинь! Провались! - взвыл мальчишка, грозно сверкая глазами и потрясая кулаками, и шарахнулся в сторону, как от чумного, стоило Доумеки сделать к нему всего один шаг. - Не подходи, целовальческий маньяк!

- Ты ведешь себя как ребенок, - прокомментировал Доумеки, запрокинул голову к звездам, и демонстративно убрал руки в карманы, больше не делая ни единой попытки приблизиться к нервному однокласснику.

- Я?! Это я веду себя, как ребенок?! А ты?! Ты-то как себя ведешь?!

- И как же? - Доумеки все же соизволил снова посмотреть на него.

- Как последний извращенец, вот как!

- Спорный вопрос, - бросил в ответ тот, развернулся и неспешно пошел по улице. Ватануки замер, потоптался на одном месте, явно не зная, что теперь делать, ведь ему, как не крути, тоже надо было в одну с ним сторону. Тяжело вздохнул, и все же быстро догнал и поравнялся с ним, правда, шел теперь на таком расстоянии от Доумеки, что их можно было принять и вовсе за не знакомых людей, зачем-то идущих в одну линию.

Они долго шли молча, пока Ватануки все же не выдержал, и, втянув голову в плечи, спросил очень тихо, почти не слышно, наверное, в глубине души даже надеясь, что Доумеки не услышит, но тот, конечно же, услышал и даже снизошел до ответа.

- Зачем ты это сделал?

- Разве я сразу не сказал тебе зачем?

- А? - Ватануки опешил, и даже остановился, хлопая глазами и не понимающе смотря на невозмутимое лицо одноклассника, и, как утверждала Юйко-сан, еще и друга, с чем сам Ватануки всегда готов был спорить до хрипоты.

- Я всего лишь показал тебе разницу между ничего не значащим дружеским поцелуем, и тем, в который вложены чувства.

- Да, кто тебя просил?! Кто?! - в очередной раз взорвался Ватануки, всегда бывший излишне темпераментным во всем, что касалось его, так называемого, друга, поэтому не сразу уловил полный смысл фразы, произнесенной бесстрастным голосом. А когда осознал, замер, как рыба, вытащенная на берег, с открытым ртом.

Доумеки бросил на него косой взгляд, вздохнул и снова отвернулся.

- Ты выглядишь глупо.

- А кто в этом виноват?! - опять вскипел Ватануки.

- И мне уже надоело слушать твои вопли, - бросил Доумеки, и снова, как-то совершенно незаметно для Ватануки, оказался к нему пугающе близко.

Второй в его жизни поцелуй получился куда грубее первого, яростнее и болезней, потому что в самый первый момент Ватануки все же не забыл, что вообще-то в таких случаях следует вырываться, а не отвечать на поцелуй озабоченного сексуального маньяка, каким ему теперь виделся его одноклассник. Поэтому Доумеки пришлось скрутить ему руки, не отпуская далеко от себя, и при малейшей попытке вывернуться из умелого захвата, прихватывать мягкие, податливые губы уже не губами, а зубами. После чего Ватануки всхлипывал ему в рот что-то невнятное и прекращал вырываться, а потом снова, как и в первый раз начал отвечать, словно забывшись и растеряв весь свой воинственный напор, и все бы ничего, если бы в этот раз, в поцелуе Доумеки не уловил горчащий на языке привкус слез. Он отстранился, но не отпустил его от себя, все еще удерживая руки Ватануки плотно прижатыми к телу. Но тот и не пытался больше ни отскочить в сторону, ни вырваться. Он смотрел на него своими невозможными синими глазами, и по щекам, за призрачностью очковых стекол текли тонкие ручейки. Да, такой его реакции Доумеки даже предположить не мог. Поэтому стоял, как вкопанный и смотрел, как его друг плачет.

- Ладно, - бросил он все тем же бесцветным тоном, ничем не выдав своих истинных чувств, схватил его за руку и потащил за собой. Хорошо, что он уже знал, где живет Ватануки. А тот брел за ним, не разбирая дороги, и всхлипывал, то и дело смахивая с лица свободной рукой не прекращающиеся слезы. В душе словно бы поселилась пустота, а еще отчего-то невыносимо ныл мизинец, не больно, но неприятно, словно молочный зуб, который вот-вот должен был вывалиться, освободив место коренному. Некстати вспомнились слова Юйко-сан насчет красной нити судьбы, которая связывает его не с Химавари-чан, а именно с этим дураком и прохвостом Доумеки. Но он гнал их от себя, и послушно шел вслед за одноклассником, укравшим его первый и даже второй поцелуй и теперь решительно шагающим по темным улицам. Он кусал губы и плакал, понимал, что глупо, не к лицу, и вообще не по-мужски, но остановиться не мог. И даже когда Доумеки наконец довел его не просто до дома, а даже до двери съемной квартиры, все еще плакал, не отреагировав ни на стандартные, дружеские слова прощания, ни на попытку задержать его возле себя еще немного, не отпуская теплых пальцев. Просто повернулся спиной, настойчиво вынул руку из его ладони, отпер дверь ключом, и захлопнул её за своей спиной. Замер, а потом слегка отступил назад, привалился всем телом и сполз на пол. Вот и все. Еще один день рождения, еще один год жизни, который мог бы стать самым интересным и захватывающим годом из всех предыдущих, если бы не закончился так, как закончится. Отчего же так сильно ноет мизинец, почему так тесно сердцу в груди?

На следующий день он не пошел в школу, впервые за очень длинный срок. Позвонил куратору и, сославшись на плохое самочувствие, не пошел. Но с Юйко-сан такого не получилось бы, поэтому во второй половине дня все же пришлось покинуть уютное убежище своей собственной квартиры и плестись в магазинчик желаний. На душе было муторно. Нет, не так. Было ощущение, словно эту самую душу вынули из тела, вывернули наизнанку, и попытались запихнуть обратно в таком вот вывернутом виде. Не получилось сразу, тогда отрезали, сожгли, сломали все выпирающие части, и все же втиснули в него, ожидая, что он останется прежним. Но разве может все остаться так, как и было раньше, после такого? Конечно, нет. И Ватануки сегодня это понял так ясно, что даже испугаться забыл, хоть всегда с большим недоверие относился к переменам, тем более таким стремительным.

- Ватануки, я хочу много-много вкусных закусок и саке, и поживей! - прикрикнула на него Юйко-сан, и, не дождавшись внеочередной лекции о вреде такого количества выпивки, а лишь короткий кивок, настороженно оглядела мальчишку с ног до головы, но он этого не увидел, молча поплелся на кухню, где и окопался, намеренно отвлекая себя от посторонних мыслей готовкой. Раньше ему это всегда помогало, но не сейчас. Даже Макона с Мару и Мору, всегда присутствующие на кухне и только и делающие, что мешающие своим постоянным щебетом ни об чем и обо всем на свете, не привнесли в его настроение ничего привычного, даже раздражения. Он молчал, когда они к нему обращались, просто не слышал. Он не кричал и не носился, как угорелый, по кухне, наконец, обнаружив, что приготовленный им карп подгорел. Он все делал молча, уныло, и отстраненно, словно через поцелуи ему передалось отношение к миру Доумеки. При мысли о котором на глазах Ватануки снова непонятно откуда навернулись слезы, но он прокусил губу до крови и смог их все же удержать, не дал пролиться.

- Вот, Юйко-сан...

- Благодарю. О, саке!

- Саке! Саке! - тут же поддержали хозяйку Мару и Мору, скандируя и хватаясь за руки. А шустрый Макона в этот момент уже присосался к принесенной мальчишкой бутылке. Ватануки не переставал удивляться, как в такое, в сущности, маленькое существо может влезть столько не просто жидкости, а алкоголя? Но на этот раз в душе слабо вспыхнуло именно удивление, а не возмущение, как бывало раньше.

- Что-то мне не нравится твое лицо, - опрокинув в себя пиалу саке, прокомментировала Юйко. На что мальчишка, всегда возмущающийся и шумный в такие моменты, тяжко вздохнул, отвернулся и, стянув с себя фартук, произнес.

- Мне оно тоже не нравится, Юйко-сан.

- Так сходи, проветрись, может, полегчает!

- Угу, - плетясь к двери, словно хорошенько разваренная макаронина, откликнулся Ватануки и последовал совету хозяйки магазина, которая подарила его сгорбленной спине лукавую улыбку, и вновь переключилось на саке.

А на улице, прислонившись к столбику ворот, его уже ждали. Доумеки, и как только он догадался, где его искать? Ах, да, где еще можно найти в рабочий день временного работника магазина желаний? Что может быть логичнее? Ватануки просто не сразу заметил его, так бы давно уже сбежал обратно в магазин, но, когда увидел, было уже поздно. Он поднял на него затравленный взгляд, и попятился. Но Доумеки шагнул к нему и протянул руку.

- Идем.

- Ку... куда? - заикаясь, выдавил из себя Ватануки.

- Куда-нибудь, - бросил тот, а в итоге привел к качелям на детской площадке. Ватануки не сразу узнал это место, а когда вспомнил тот теплый, летний вечер, когда ему пришлось догонять по небу Замривараши, похитившую по недоразумению душу Доумеки, покраснел.

- Она права, - опускаясь на качели рядом с ним, произнес Доумеки задумчиво, смотря куда-то в небо.

- Кто? - скосил на него глаза Ватануки, тоже опустившийся на качели, и даже забравшийся на узкую доску с ногами.

- Химавари.

- Да, как ты смеешь произносить её имя таким мечтательным голосом?! - взвился Ватануки, словно вспомнив себя прежнего.

- Почему ты не пришел сегодня в школу? - не посчитав себя должным отвечать, задал свой вопрос Доумеки. Ватануки сразу же стушевался и затих, сгорбившись на качелях.

- Подстыл вчера немного. - Соврал он так же, как куратору утром.

- Правда?

Ватануки не ответил. Просто не смог соврать ему во второй раз, лишь сильнее вжал голову в плечи и предпочел занять повисшую паузу вопросом.

- В чем Химавари-чан права?

- В том, что ты хорошенький, когда смущаешься, - совершенно будничным тоном ответствовал Доумеки.

- Что? - Ватануки так растерялся, что забыл и о смущении, и о нелепости этих слов в контексте всего того, что произошло между ними вчера. Он повернул к нему голову, стискивая в пальцах металлические цепочки качелей, и смотрел недоверчиво, непонимающе.

- Так почему ты не пришел сегодня? - Доумеки тоже повернулся к нему.

Все такой же беспристрастный, такой же отстраненный и загадочный. И Ватануки впервые за время их знакомства догадался, что именно в нем находят все эти девушки, которые не устают писать ему поздравительные открытки и засовывать признания в любви в шкафчик для обуви. Отстраненность и загадочность, напускное безразличие, вот что так привлекает их всех. Наверное, всем им хотелось узнать, а что же скрывает Доумеки Шизука за непроницаемой маской безразличия, и еще больше хочется стать той, которая сможет эту самую маску с него сорвать.

- Ты так смотришь, словно уже сам готов поцеловать меня.

- Что?.. То есть я хочу сказать... ЧТО?!

- Не ори, ты напугаешь детей, - Доумеки демонстративно перевел взгляд на небольшую песочницу неподалеку, в которой возились два мальчика, сейчас оторвавшиеся от своего увлекательного занятия, и испуганно смотрящие на них. Ватануки сразу же смутился и помахал им рукой, приветливо улыбаясь. Один из малышей помахал в ответ, а другой лишь строго поджал пухлые губки и отвернулся.

- Да, как тебе такое только в голову могло прийти?! - понизив голос, выдохнул Ватануки, грозно сверкая глазами.

- Наверное, потому что мне хотелось бы, чтобы это было так, - откликнулся Доумеки и легко поднялся на ноги.

- Э?

- У меня тренировка в клубе, - бросил он, больше не взглянув на него, и ушел, представляете? Ватануки почувствовал себя обманутым. Еще никогда в жизни ему не хотелось врезать этому самовлюбленному Доумеки. Поэтому, опомнившись, он поспешил в сторону школы, где и проходили тренировки клуба по стрельбе из лука. К тому времени, как он добрался туда, Доумеки уже был на тренировочной площадке, а весь запал злости, что Ватануки старательно культивировал в себе всю дорогу сюда, куда-то пропал. Он замер возле ограждения, отделяющего площадку, от остальной территории школьного стадиона, и сам не заметил, как простоял там несколько часов, наблюдая за стрельбой из лука. Звук спускаемой тетивы и звук протыкающей мишень стрелы в его заполненном пустотой мозгу отсчитывали какие-то непонятные промежутки времени. А он все стоял и стоял, пока ему на плечо не легла чья-то ладонь.

- Спасибо, что подождал.

- А? - Ватануки медленно обернулся и увидел за спиной Доумеки. И только в этот момент до него дошла вся нелепость ситуации. Ведь тот, наверное, подумал, что он пришел сюда, чтобы дождаться его, как... как кто? Влюбленный? - Нет-нет-нет, - отчаянно жестикулируя, вскричал он, отрицательно мотая головой, как заведенный, - Ты все не так понял... совсем не так!

- А жаль, - отвернувшись, пожал плечами Доумеки, но с места не сдвинулся. Ватануки немного успокоился, поправил очки, успевшие сползти с носа во время всех его телодвижений, и тяжко вздохнул.

- Ну, вот за что мне это все?

- Не знаю. А мне за что?

- А ты то здесь причем?! То есть, это ты во всем виноват!!!

- Да-да, я уже понял, - бросил Доумеки, и как ни в чем не бывало, пошел в сторону выхода с территории школы. Ватануки какое-то время смотрел на его удаляющуюся спину, а потом бросился догонять. Зачем? Да, просто ему опять нужно было в ту же сторону.

Доумеки снова проводил его до дома, не слушая никаких возражения, не обращая внимания на грозные вопли, и слезные увещевания. И опять до самой двери, словно надеялся, что ему предложат зайти. «Не дождется!» - возмущенно размышлял Ватануки, меряя комнату шагами, и чуть ли на стены с кулаками не кидаясь. А так хотелось ему врезать, этому невозмутимому парню, который его просто бесил. Врезать, пересчитать все зубы, испинать ногами, сделать больно, как можно больнее. Точно так же, как больно ему самому. От этих мыслей снова стало тошно. Он опустился на пол, свернулся калачиком, прижал к груди плоскую подушку, на которой обычно сидел, делая уроки. И, горько всхлипнув, на несколько часов провалился в темное, тревожное забытье. Очнувшись разбитым и измученным, добрался до кровати, расстелил её и провалился в сон без сновидений и мук. Ками-сама, почему нельзя вот так просто уснуть навсегда?

На следующий день из школы в магазинчик Юйко-сан они с Доумеки добирались вместе. Та объявила Ватануки, что ей снова требуется помощь их обоих, и тому, скрепя зубами, пришлось просить Шизуки о помощи. Тот молча кивнул, собрал вещи, и пошел за ним, за всю дорогу не проронив не слова, и оставшись безучастным ко всем его злобным выкрикам, которыми несчастный, измученный Ватануки пытался заглушить собственное смущение, которое, казалось, теперь всегда будет преследовать его в обществе этого парня.

- Мне нужна одна вещь, - намеренно растягивая слова, протянула Юйко, выдыхая им в лица пряный дым, курящейся в её руке длинной трубки. Ватануки тут же возмущенно засопел, демонстративно заткнул нос и начал отгонять от себя дам ладонью. Доумеки не шелохнулся, твердо встречаясь с проницательным взглядом торговки желаниями.

- И что мы можем сделать? - вопросил Ватануки. Юйко подарила ему ничего незначащую улыбку.

- Многое, Ватануки, - растягивая его имя, обронила она, и все же поднялась, протягивая какой-то листок, но не ему, а отчего-то Доумеки. - Вот адрес. Пойдете туда, и принесете мне то, что сможете там отыскать.

- Что?! - возмущенно воскликнул Ватануки, - А конкретнее? Что мы должны искать?

- О, а вот это, мой дорогой Ватануки, секрет, - Юйко подмигнула ему. А Мару и Мору тут же подхватили.

- Секрет! Секрет!

- Но так не честно, а вдруг мы принесем совсем не то?! Я не хочу ходить туда с ним, - невежливо ткнув пальцем в сторону невозмутимого Доумеки, - дважды, - объявил Ватануки.

- Ничего не поделаешь. Не найдете с первого раза, придется идти второй. Так что все же постарайтесь найти, - усмехнулась Юйко и снова легла на небольшую софу, на которой к верху брюшком уже развалился Макона, забавно дергая во сне черными лапками с трогательными розовыми подушечками.

Ватануки скорчил обиженную мордашку, хотел еще по возмущаться для порядка, хоть и прекрасно знал, что с Юйко это бесполезно, но Доумеки снова взял его за руку, и вытащил за собой из магазина.

- Эй! - возмутился Ватануки, когда они отошли от обиталища Юйко уже на приличное расстояние. - Ты вообще собираешься отпустить мою руку, а? - и попытался вытянуть из его крепких пальцев ладонь.

- Нет, - прозвучал лаконичный ответ, и Ватануки задохнулся от возмущения.

- Да, как ты... да, знаешь, кто ты после этого?!

- Грязный извращенец. Я уже слышал, - все с тем же непрошибаемым спокойствием отозвался Доумеки и сжал его ладонь еще сильней, не причиняя боли, но все равно довольно ощутимо. - И если ты не прекратишь вести себя, как ребенок, я буду вынужден снова сделать с тобой это.

- Что это? - не понял с первого раза опешивший Ватануки, а когда понял, покраснел, уткнувшись взглядом в асфальт под ногами, и выдавил из себя. - На нас же все смотрят... как мы, двое парней, за руки держимся.

- Никто не смотрит. А вот если поцелуемся, то будут смотреть.

- Но я не хочу с тобой... целоваться!

- Придется, если не прекратишь дергаться. Кстати, мы пришли.

Ватануки вскинул голову и обнаружил, что они стоят у калитки какого-то странного, покосившегося дома, но выглядящего достаточно крепким, чтобы не быть заброшенным.

- Э... нам сюда?

- Да. Это тот адрес, - сверившись с листком, переданным ему Юйко, ответствовал Доумеки. - Идем, - и потянул его за собой.

- А если там хозяева, а мы...

- Нет там никого. Дом заброшен.

- Откуда ты знаешь?

- А ты не видишь? - решительно распахнув дверь, которая, как не странно, оказалась не заперта, откликнулся тот, таща его за собой, как на буксире. Но Ватануки опомнился, и пошел уже сам, в очередной раз попытавшись вырвать руку из его хватки. Доумеки не позволил. Лишь коротко глянул через плечо, на что Ватануки покраснел и отвернулся. Возмущаться в слух не стал, помня об обещании Доумеки, поцеловать его в случае чего. Целоваться с ним снова Ватануки не желал ни под каким предлогом.

- Теперь твоя очередь.

- А?

- Я не вижу того, что можешь увидеть ты. Ищи.

- Да, нет тут ничего!

- Уверен?

- Конечно, ни дыма там черного, ни запахов подозрительных. Посмотри, тут даже пыли нет. Все стерильно, как в морге!

И словно в ответ на его последнее слово, откуда-то сверху раздался заунывный вой, а потом тихий щенячий скулеж.

- А! - вскрикнул напуганный до полусмерти Ватануки и кинулся к единственному оплоту спокойствия на расстоянии ближайших двадцати метров от него, то есть к Доумеки. И чуть ли не на руки ему запрыгнул. Лицо его побелело от ужаса, а взгляд заметался, но, неожиданно для него, стоило ему оказаться в объятиях как всегда невозмутимого Доумеки, бешеное сердцебиение начало успокаиваться, а страх отступил. Осознав, где он и, главное, с кем, к кому прижимается всем телом, Ватануки попытался отскочить обратно, на то место, где стоял до того, как услышал подозрительные звуки сверху, но Доумеки не отпустил от себя. - Пусти! - проклиная себя за жалобные нотки, проскользнувшие в голосе, взмолился Ватануки,

- Зачем?

- Я не хочу это!

- Чего?

- Тебя... твоих поцелуев!

- А чьих хочешь?

- Хи... Химавари-чан...

- Так почему ты целуешь меня, а не её?

- Я не целую тебя!

- Правда? - склоняясь к его губам, выдохнул Доумеки. На что Ватануки отчаянно зажмурился и задержал дыхание. Но ничего не произошло, и он все же рискнул открыть глаза. Доумеки все так же прижимал его к себе и внимательно всматривался куда-то поверх его головы.

- Доумеки?

- Там кто-то есть, да? - ровно и тихо уточнил он.

Ватануки медленно обернулся через плечо. Его затрясло. На ступеньках, сползая с них густой, вязкой массой, громоздился огромный дух или призрак, или еще кто, не все ли равно? Не отдавая себе самому отчета в своих порывах, Ватануки резко повернулся обратно и уткнулся лицом в плечо застывшего статуей Доумеки.

- Все так плохо? - спросил тот.

- Он просто огромный... - выдохнул Ватануки и запнулся. Он не знал, что делать дальше. Ведь он уж точно не умел изгонять духов. Зато, как оказалось, умел Доумеки.

- Достань у меня из заднего кармана листки с заклинаниями.

- А?

- Медленно, иначе он может броситься на нас.

- Ага. Хорошо. Я... я сейчас, - запинаясь, сдавленно пробормотал Ватануки и исполнил требуемое. Пальцы сами зацепились за узкие бумажные полоски, испещренные иероглифами, вытащили их из кармана Доумеки, и так и замерли, не рискуя делать что-то еще, о чем тот не говорил. А потом Шизуре плавно, без резких движений завел одну руку за спину, и вынул их из его пальцев.

- Просто направь меня, - прошептал он ему на ухо, щекоча дыханием висок.

- Он прямо на ступеньках, сверху...

- Не так. Мне нужно попасть в сосредоточение его духовной сущности. Посмотри, где-то в нем должно быть уплотнение, сгусток, красная точка.

- Я... - начал Ватануки, но потом решил не продолжать, медленно обернулся и, как бы не было ему при этом противно, всмотрелся в уродливое, бесформенное тело духа. А потом увидел, как от него отделился толстый, жуткий отросток, с утолщением на конце, повертелся то в одну сторону, то в другую, как антенна или хобот, принюхиваясь, а затем и вовсе раскрывшись на конце огромным жутким глазом.

- А глаз считается?

- Да, где?

- Сейчас, подожди. Он тянется к нам. Да, теперь. Давай! - бросил Ватануки и тут же отлетел к стене, куда его отшвырнул Доумеки, одновременно с этим кидая в монстра листки с заклинаниями. Они облепили весь отросток, одно даже попала в так и не успевший закрыться глаз. Чудовище взвыло на разные голоса, заметалось. В какой-то момент сжавшемуся у стены Ватануки показалось, что оно разнесет весь дом. Но его обняли теплые, сильные руки, он забился в них с испуга, ища безопасности и защиты, и так и не увидел, как дух засиял изнутри призрачным светом и истаял, как дым, словно и не было его.

- Все хорошо? - уточнил Доумеки, вынуждая его поднять голову.

- Угу, - отозвался Ватануки и в этот момент его губы накрыли чужие губы, в очередной раз поразившие его тем, что совершенно не были похожи в этот раз на те, что целовали его раньше. Нежные, ласковые, они не настаивали, не врывались, не принуждали, они просили открыться навстречу, откликнуться, принять. И он не смог устоять, просто не смог. Обвил руками шею Доумеки, повисая на нем, и с пылкостью ответил на поцелуй, не обращая внимание на то, что руки друга в какой-то момент начали скользить вдоль тело и даже пробираться под одежду. Он млел и таял, льнул к нему, от облегчения, от счастья за то, что все закончилось, и не понимал, до сих пор не понимал, как опасны такие вот игры с чужими чувствами, особенно, когда они так сильны. Он очнулся лишь когда почувствовал жар чужих ладоней на обнаженной коже, и обнаружил себя уже без пиджака, в расстегнутой рубашке, и даже с раздернутой молнией на брюках. В его глазах мелькнула паника, он застыл под ласковыми поцелуями Доумеки, которыми тот покрывал его шею, не зная, что теперь делать, как вообще к такому относится.

- Что случилось? - спросил Шизуре, не поднимая головы и не отнимая губ от чувствительной кожи за ухом.

- Я... я... мы... ты...

- Ты не хочешь?

- Я... нет... наверное.

- Наверное или точно?

- Я... не знаю.

- Ты возбужден, - констатировал факт Доумеки, и опустил руку на его расстегнутую ширинку, давая Ватануки почувствовать и осознать собственное возбуждение. В ответ же услышал лишь сдавленный всхлип. - Если ты расплачешься снова, я опять не буду знать, что с тобой делать.

- Можно подумать, что сейчас ты знаешь что делаешь, - вспылил Ватануки, но оправлять одежду, вырываться и по-настоящему отталкивать его от себя не спешил.

- Сейчас знаю. - Уверенно отозвался тот, - А вот со слезами нет.

- Откуда?

- Зачем тебе знать?

- Затем, что сейчас ты собираешься сделать это со мной, дурак!

- Я ничего не сделаю, если ты не хочешь, - бросил Доумеки, и все же поднял голову, заглядывая в темные глаза парня, раскинувшегося под ним. Тот был смущен до крайности, во взгляде читалась легкая паника, он весь дрожал, и даже руки, которыми тот хватался за его плечи, ощутимо вздрагивали. - Просто скажи «нет». - Тихо произнес он, ожидая отказа, зная, что ответ будет именно таким.

- Я...

- Одно лишь слово, - настаивал Доумеки с какой-то несвойственной ему требовательностью. А Ватануки смотрел на него и молчал. Просто не знал, что сказать. То есть знал, конечно, но отчего-то не мог произнести такое верное сейчас слово. И вместо «нет», неожиданно спросил.

- А это... это больно?

- Первый раз всегда немного.

- А у тебя... у тебя он уже был?

- Что?

- Первый раз? - мученически выталкивая из горла слова, уточнил он.

- Нет.

- Почему? - глупый вопрос. Ватануки понимал это, но отчего-то все равно задал его. Может быть, потому что хотел хоть немного потянуть время. Хоть как-то разобраться в своих собственных чувствах, прежде чем принять решение.

- Потому что, - неожиданно проникновенно зашептал ему в губы Доумеки, - Я хочу, чтобы мой первый раз был с тобой. - И снова приник к его шее. И даже услышав его тихий, горький всхлип, не отстранился.

- Тогда «да»! - выдохнул Ватануки, и в каком-то странном, пугающем порыве, проскользнул руками под его пиджак.

- Что? - неверяще спросил Доумеки ему в шею, и поднял голову.

- Не заставляй меня... - дрожа в его руках, зашептал тот, зажмурившись, - Не заставляй говорить...

- Тогда молчи, - бросил Доумеки твердо, и снова поцеловал его в губы, сильнее, чем раньше, неистовее. И сам больше не проронил ни слова, и Ватануки не дал сказать, целуя его каждый раз, когда тот начинал волноваться, беспокоится, пугаться. Когда, вылизывая впалый живот, начал одновременно с этим разминать вход в его тело, настойчиво, но пока не больно. Когда целовал его, не давая стонать и просить остановиться, проталкивая в его тело влажные от слюны пальца, один, два, потом три. Когда нашептывал ему на ухо какие-то глупости, от которых Ватануки смущался и краснел еще больше, чем от всего остального, а Доумеки в этот момент, не давая ему опомниться, приподнимал его бедра и направлял себя. Когда оставлял вместо поцелуев на тонкой, чувствительной коже шеи, красные метки, двигаясь внутри него резко, поначалу, болезненно. Отчего Ватануки метался под ним, скулил, как раненый зверек, царапал спину, а потом инстинктивно, неосознанно выгнулся, принял его в себя еще глубже, чем до того, и закричал от какого-то неведомого ранее счастья, ощутив в себе истинный восторг, ни с чем не сравнимый, просто восхитительный. И когда Доумеки сам закричал в тот момент от счастья, осознав, что не только ему хорошо сейчас, но и тому, кого он любил, кого так страстно желал заполучить лишь для себя одного.

- Юйко-сан! - Ватануки просто рвал и метал, расхаживая по комнате и сверкая неподдельным возмущением в темно-синих глазах, спрятанных за очками, - Там ничего не было! НИ-ЧЕ-ГО!!! Вы меня слушаете?

- Да, да, - равнодушно помахала на него ручкой та.

- Да, как вы... как вы могли послать нас не за чем!

- Не за чем, Ватануки? - неожиданно взгляд хозяйки магазина остановился на нем, а на губах заиграла улыбка. - Но все же что-то вы оттуда вынесли, не так ли?

- О чем это вы? - покраснев до корней волос, и судорожно сглотнув, выдавил из себя Ватануки, и быстро отвернулся от её проницательных глаз, всезнающей улыбки.

- Как знать, как знать, - обронила Юйко-сан, и снова разлила саке для них с Маконой. - Кстати, на сегодня ты свободен, раз уж все так получилось.

- Но мне еще надо...

- Иди, Ватануки, тебя там ждут, - небрежно бросила Юйко, и лишь улыбнулась в нарочито прямую спину мальчишки, когда тот поспешно покинул её покои. - Красные нити не постоянны, Ватануки-кун, лишь сами люди способны удержать их на своих пальцах, и даже судьба перед этим бессильна. Лишь сами люди...