Графская валентинка
Подсказка #1
Чем больше у человека власти и средств к её осуществлению, тем фанатичнее он стремиться обезопасить себя от потрясений судьбы, пусть даже амулетами, сомнительного происхождения и далеко не христианского толка. Кто-то, понабожней, носит под рубашкой нательный крест, кто-то - звезду Соломона, кто-то что-то совсем уж языческое. Сиэль Фантомхайв, верный пес Её Величества королевы Виктории, носил на тонкой цепочке фигурный серебряный ключик и вот уже второй год не снимал его, даже во время купания. Лизи, однажды увидевшая столь странный для Сиэля символ, сначала навязчиво попыталась выспросить, а что он означает и зачем нужен, а, когда Сиэль, уставший от расспросов, буркнул, что это подарок и он дорог ему как память, закатила форменный скандал. Все-таки с возрастом его невеста стала ревнива, как никогда. Скорей всего, дело было с самом юном графе, который всегда держал невесту на некотором расстоянии, не подпуская близко, но это, по мнению того же Сиэля, её не оправдывало. Она кричала, что это унижает её, ведь её жених носит на шее ключик от чьего-то сердца, и фактически изменяет ей каждый день, каждую минуту. Но Сиэль-то знал, что это не так. Разве у дьявола есть сердце?
Себастиан, присутствующий при этой сцене, лишь лукаво улыбнулся, встретившись с графом глазами поверх белокурых кудрей его ревнивой невесты. И именно в этот момент Сиэль осознал, что просто не намерен больше ждать. Ему уже шестнадцать, возраст вполне сознательный, впрочем, он был разумнее многих взрослых и в двенадцать лет. Два года ожидания - это слишком долго, даже для него. На следующий год после злополучной дьявольской валентинки он ждал Дня Влюбленных с трепетом, рассчитывая, что в этот день хоть что-то проясниться. Но Себастиан, в отличие от многих, не поздравил его совсем. Граф бесился весь вечер. Но толку от этого было ни на грош. Дьявольский дворецкий был все так же невозмутим и неуловимо лукав, и ничем не выдал себя. Как же это злило! Но Сиэль нашел в себе силы обдумать все хорошенько, и сумел сохранить установившийся уже давно статус кво в их не простых отношениях. Теперь, а точнее уже завтра, он готовился его нарушить. Ключ от сердца? Как банально! Но разве это не повод, повернуть все в сторону, выгодную для него? Главное было определиться, чего он на самом деле хочет. Теперь он это знал и, как всегда, не собирался отступать, не будь о Фантомхайвом.
Утро праздничного Валентиного дня началось для дворецкого дома Фантомхайв привычно и обыденно. Мейлин расколошматила на лестнице очередной фарфоровый сервиз, кажется подарок тети Элизабет, которая заезжала погостить к будущему мужу своей племянницы. Бард сотворил на кухне очередной подгоревший со всех сторон «шедевр», которым не то что кормить никого было нельзя, даже Плуто, вертящегося возле Финни, прибежавшего посочувствовать горе повару, а показывать это бесформенное нечто неокрепшей психике юного графа, было тем более противопоказано. Глубоко вздохнув, Себастиан как ни в чем не бывало принялся исправлять просчеты и промахи других слуг поместья. Юный граф, по его подсчетам должен был проснуться не раньше полудня, так как вчера выдался не легкий день с погоней на банду злоумышленников, прикарманивших церковные реликвии. Разумеется, религиозные ценности были возвращены в монастырь святого Павла, а воры отправлены за решетку, но менее утомительной эта процедура не стала. Поэтому Себастиан справедливо рассудил, что может позволить себе пока не заботиться о побудке уставшего графа. Наверное, все же зря. Когда его карманные часы заиграли мелодию, символизирующую наступление полудня, в дверь поместья позвонили, не навязчиво, но решительно. Смахнув с плеча несуществующую пылинку, Себастиан невозмутимо отправился приветствовать гостей. Скорей всего это был первый поздравляющий или, что вероятнее, посыльный от леди Элизабет.
На пороге оказался юноша в форменной фуражке курьерской службы.
- Простите, - учтиво поклонился он, - У меня пакет для Себастиана Михаэлиса, могу я его увидеть?
- Это я, - ничем не выдав своего замешательства, произнес дворецкий так же учтиво.
- О, тогда это вам, господин Михаэлись! - приветливо улыбнулся парень, протягивая ему запечатанный со всех сторон конверт, судя по тяжести, с которой он лег в его ладонь, там было отнюдь не только бумажное послание.
- Благодарю вас, - склонил голову он и закрыл дверь, когда посыльный быстро сбежал по ступенькам крыльца.
- Ну что ж, - задумчиво произнес он, вертя в руках безымянное послание, - Посмотрим.
Надорвав конверт с одной стороны, Себастиан вынул оттуда лист плотной бумаги, свернутой вчетверо, и хотел уже развернуть, чтобы прочесть, как на пол выпал серебряный фигурный ключик, почерневший со временем и, кажется, все еще хранящий тепло того, кто так долго не снимал его со своей шеи.
«Сердце графа - ценная награда.
Я вырву сердце и положу к твоим ногам...
Ищи».
Так гласило послание без подписи и каких-то иных опознавательных знаков. Демон нахмурился. Глупо было считать его бесстрастным, обретя человеческую форму, он обрел и страсти, разве не очевидно? Тревога захватила дьявольского слугу. Но он быстро овладел собой. Он мог прийти на зов графа, но тот не звал его, значит, либо был без сознания, либо по какой-то иной причине не мог или не хотел облегчить ему поиски. Значит, придется искать самому. На этот раз похититель оказался куда предусмотрительнее предыдущих, но Себастиан не сомневался, что сможет найти юного графа, не будь он дьявольским дворецким семьи Фантомхайв.
Первое, что он сделал, поднялся в комнату графа. Сиэль не покидал поместье через дверь, уж это Себастиан знал точно. Значит, его выкрали прямо из спальни. В комнате все было неизменно и обычно. Не заправленная кровать, шорох штор на сквозняке из открытого окна и ритуальный нож, пригвоздивший к тумбочке записку. Вязь иероглифов на лезвии и буквы, вырезанные из заголовков «Таймс», сложенные в витиеватые строки сонета.
«Ты от меня не сможешь ускользнуть,
Моим ты будешь до последних дней...»
- Девяносто второй сонет Шекспира, - пробормотал Себастиан, прочитав первые две строчки.
«С отмщеньем связан жизненный мой путь
И кончиться он должен вместе с ним...»
- А тут переврали, - прокомментировал он, - Отсюда и сбившаяся рифма.
Демон с легкостью выдернул из дерева кинжал, все-таки тому, кто воткнул его, не доставало сил, чтобы сделать это по-настоящему глубоко, и взял в руки листок. Еще раз перечитал. Переделанные стихи Шекспира ничего не давали, ни единой зацепки, но она непременно должна была быть, если он правильно понял характер похищения. Глубоко задумавшись, дворецкий перевернул листок. «Лакрица» - было витиевато выписано на обратной стороне алой тушью. Вот оно. Теперь он знал, где искать новую подсказку. Если он правильно понял характер похищения, подсказки не кончатся пока не кончаться сонет. Всего в сонетах стандартно четырнадцать строк, из них последние две как финал или вывод, значит, три подсказки и финальный приз в конце. Себастиан глубоко вздохнул. Придется побегать.
Подсказка #2
Вечный покой. Тишина. Запустение. Кладбище. Фамильные склепы знатных родов и аккуратные могилки попроще. Себастиан никогда не любил такие места, и вовсе они не умиротворяли, как доказывали некоторые люди. Наоборот, Себастиан Михаээлис был демоном, и кладбища, извечна бывшие местами скопления печалей и скорбей его угнетали. Он предпочитал запруженные разным людом улицы Лондона, но не его кладбища. Тем более это. Старое, но все еще действующее. Аккуратное, ухоженное, но связанное с печальными воспоминаниями не только для его маленького господина. Но и для него самого. Демон слишком хорошо умел помнить. И тот разговор на могиле эмигрантки, последней жертвы Джека Потрошителя, помнил до последней интонации, но последнего тяжелого вздоха. До тихой обиды на своего господина, за то, что так старательно играл тогда в эту вовсе не увлекательную, как оказалось игру «Ты - всего лишь, мой личный демон. Я всего лишь человек, задолжавший тебе душу. Нас никогда не будет связывать что-то иное». Длинно? За то по существу. Уже тогда Себастиана раздражал такой подход к их контракту со стороны графа. Ведь все могло было быть совсем иначе, причем изначально. Но мальчик был еще слишком юн, хоть и умен, он просто не представлял себе иную сторону отношений. За то о ней хорошо было известно демону, и он жаждал её. Но тогда ыбло еще слишком рано. Даже два года назад, было рано, а сейчас неизвестно, чем закончится это похищение для них двоих. Удивительно, почему похититель выбрал именно этот день - День Влюбленных. И почему так поэтичны его подсказки? Что они скрывают за собой?
Могилы молчали. Удивительно, если бы было иначе. Сначала Себастиан хотел сразу пойти в фамильный склеп, где была похоронена та, чьи волосы и глаза напоминали оттенком лепестки лакрицы. Великолепная Мадам Рэд, как много воды утекло с той печальной ночи её падения, с того мига, когда маленький граф продемонстрировал демону свою маленькую слабость, но не ослаб, а сумел лишь стать сильнее. Но задержался. Ноги сами понесли его к могиле, на которой они так старательно играли в кошки мышки с собственными чувствами, и не ошибся. Впрочем, для демона - это было не так уж удивительно. Такое эфемерное понятие как предчувствие, у Себастиана было развито куда как лучше, чем у большинства людей. На могиле эмигрантки лежал большой букет свежесрезанных белых лилий, с единственной красной в центре. За неё-то Себастиан и вытянул из глубины листьев и лепестков еще одну подсказку.
«Зачем же мне бояться худших бед,
Когда мне смертью меньшая грозит?
И у меня зависимости нет
От прихотей твоих или обид...»
Гласило послание на этот раз. Похоже, он не ошибся. По четверостишию с каждой подсказкой. Все интереснее и интереснее. Перевернув картонный прямоугольник с наклеенными буквами, сложенными в стихотворные строчки, он прочитал - «Изысканность вечности», выписанное все той же алой тушью. Все интересней и интересней, и сложней.
- Хм... - сжав пальцами подбородок, пробормотал Себастиан.
- Нашел что-то интересное, дьявольский дворецкий? - раздался ехидный голос из-за спины.
- Похоже на то, - не оборачиваясь усмехнулся он, - У вас есть что мне сказать, сэр Гробовщик?
- О! Не прошло и десятка лет, как записали в сэры, - гортанно расхохотался тот, все-таки не зря Себастиану не раз приходилось по долгу службы смешить это непостижимое создание, - А где наш дьявольский дворянин?
- А вы не знаете? - полюбопытствовал Себастиан, и обернулся. Верить Гробовщику было можно, но не лгал он лишь в присутствии Сиэля. Графа сейчас рядом не было, значит, эксшинигами, по необъяснимым причинам питающий к мальчику какие-то странные чувства, мог и соврать, и недосказать многое.
- А должен? - в тон ему полюбопытствовал тот, и неожиданно выхватил из его пальцев визитку с подсказкой.
- Чей презент? - воскликнул он неподобающе для кладбища громко и внимательно вчитался в текст, - О, у твоего визави изумительный вкус, - одобрил он все с тем же ехидством, - Шекспировский сонет и так точно про тебя с графом... не граф ли писал?
- Что?
- О, ничего-ничего, уверяю тебя, это я так болтаю, дурачусь... - зачастил Гробовщик, возвращая визитку, - Удачи в поисках любви, - бросил он на прощание, быстро удаляясь.
- Вы думаете мне повезет? - неожиданно спросил ему в спину демон.
- А разве не уже? - отозвался тот, скрывшись за деревьями.
Ну, что ж, вторая подсказка была получена, осталась найти третью. Себастиана глубоко вздохнул, Гробовщий умел видеть скрытое лучше кого бы то ни было, но можно ли верить его словам?
Подсказка #3
Осталось двигаться к третьей подсказке и, быть может, к любви. Гробовщик может лгать, но он никогда не говорит не подумав, это Себастиан, да и Сиэль, поняли уже очень давно. Эксшинигами умел обводить вокруг пальца и лукавить, но говорил всегда то, что могло кардинально изменить отношение и графа и его слуги к происходящему. На этот раз, он зародил в душе Себастиана сомнение (И не надо смеяться. Кто сказал, что у демона нет души? Тому лучше не встречаться с тем самым демоном). Что-то во всем происходящем не давало ему покоя. Что-то было не правильно и не логично, но вот что, ему никак не удавалось понять.
«Изысканность вечности» - очень точное определение. Так Лау сказал о голубом бриллианте, погубившем десятки жизней и чуть не стоившем жизни самому графу Фантомхайву. Вот только на этот раз на льду Темзы не было ярмарки. Где искать? Вспомнился тот день. Мороз, солнце, падение снежинок на потемневший лед и мальчик идущий впереди и что-то ищущий. Ноев ковчег оказался подделкой, искусной, но не достаточно. Сиэля это огорчило, Себастиан это заметил, но, разумеется, ничего не сказал. Мальчик был слишком горд, чтобы принять сочувствие слуги. Он оставался таким и сейчас. Гордым, не сломленным, не смотря на все предательства судьбы, зачастую, становившиеся предательством близких ему людей. Но демон не умел жалеть, по крайней мере, предпочитал так думать о себе самом, хотя отчего-то с каждым годом, проведенном в услужении, ему начинало все чаще казать, что все же умел, точнее, научился. Не по отношению к мальчику, нет, он никогда бы не подумал унизить его жалость. Но он жалел о совершенных им самим ошибках, приведших к плачевным последствиям, огорчавшим графа раз за разом. Памятна была та хлесткая пощечина из-за Элизабет, когда её похитил Кукольник. Сиэль не желал мириться с ошибками демона, Себастиан тоже не желал с ними мириться, но они были. Некоторые вещи, просто невозможно проконтролировать, или изменить. Судьба изменчива, лукава, подла и у неё к каждому свой личный счет.
Себастиан мог думать о графе часами, ничем, ни выражением лица, ни взглядом, ни жестом, не выдавая себя. Сиэль и не догадывался, как часто с момента заключения контракта пребывал во власти дьявольских мыслей своего слуги. Хорошо, что это власть была заметна лишь Себастиану, граф бы такой хоть не значительной, но слабости, ему бы не простил. Как сам демон не прощал юному графу его слабости.
В этом году предрождественская ярмарка давно прошла, как и прошло само рождество. Но на улице все еще властвовала февральская стужа, поэтому и воды Темзы были скованы толстой коркой потемневшего, но даже и не думающего сходить, льда. Себастиан отпустил нанятый кеб и прогулялся по берегу, в том месте под Лондонским мостом, где обычно проводились ярмарочные гуляния. Но ничего не обнаружил. Тогда он ступил на лед и прошелся до виднеющегося по близости моста. Осмотрел все опоры, заглянул под арки, но опять-таки ничего не нашел. Да, похоже, похититель с каждым разом все усложняет и усложняет поиски подсказок. Глубоко вздохнув, демон стянул с тонких пальцев перчатки и прощупал несколько показавшихся ему подозрительными кирпичей, но все было тщетно. Если не здесь, тогда где? Логово кукольника давно кануло в лету. А больше нигде голубой алмаз, разделенный на две части, одна из которых всегда была при графе, а вторая исчезла, не фигурировал. Не особо надеясь на успех, Себастиан поднялся на мост. Широкий, проездной и сразу чуть не был сбит куда-то спешащим экипажем. Возница вовремя успел затормозить, а то не собрать бы несчастному и его пассажирам костей, удрученный неудачными поисками демон не был склонен проявлять снисхождение. Но до того, как он успел сделать шаг в сторону замершего на «козлах» возницы, дверца экипажа распахнулась и оттуда выбрался викон Друит собственной персоной. Завидев того, кого чуть не сбил его экипаж, он тут же бросился к нему с восторженным воплем.
- Сэр Себастиан, это вы? - воскликнул он так, что стало слышно даже на другой стороне моста, - Простите-простите, это все мой нерадивый лакей!
- Куда-то торопитесь, виконт? - тихо полюбопытствовал Себастиан, демон плохо верил в совпадения, скорей в предопределенность. Эта встреча была второй за этот день. Зачем она случилась?
- О, я опаздываю на светский раут, не желаете ли присоединиться?
- Нет. У меня были другие планы.
- Неужели у таинственного дворецкого графа Фантомхайва тайное свидание, о котором неизвестно даже его господину? - заговорщицки зашептал тот, подбираясь ближе, и даже умудрился подмигнуть с намеком.
- С чего вы взяли? - ровно произнес дворецкий.
- Ну, юного графа нет с вами, - по-женски надул губки виконт, не получивший ответа на интересующий его вопрос.
- Его Светлость может быть занят, или вам известно что-то конкретное? - полоснув по лицу виконта взглядом, поинтересовался Себастиан. Но виконт не был бы собой, если бы заметил перемену в поведении дворецкого.
- О, вы сказали «может быть»? - лукаво заулыбался тот, решив, что нашел слабину.
- Я всего лишь предположил, что вам может быть что-то известно о делах моего господина.
- Ну, откуда мне? - всплеснул тот, притворно, - Куда мне до великолепного «песика королевы»... - начал было он, но на шее сомкнулись железный пальцы, - Себастиан, - просипел виконт беспомощно.
- Мой господин не любит, когда его так называют за глаза.
- Но ведь тогда на ярмарке ваша команда так называлась... - пытаясь отстранить его руку от своего горла, пробормотал виконт беспомощно.
- За глаза, но не в лицо, - пояснил дворецкий, и резко разжал пальцы. Друит не удержался на ногах и осел на мостовую.
- Зачем же так? - чуть не плача вопросил он снизу.
- Я слуга его светлости, и должен всегда следовать интересам своего господина, - учтиво склонился в поклоне демон, но виконт, даже не посмотрел на него, разглядывая что-то на каменных перилах моста.
- Ой, а это что такое? Стихи?
- Что? - дворецкий тут же проследил направление его взгляда. Но виконт уже читал вслух надпись, сделанную белым мелом на потемневших от времени и вечной сырости камнях.
Не опасаюсь дьявольских я глаз,
В твоих глазах лишь беспощадна ложь.
О, как печальный жребий мой блажен,
Я был твоим и ты меня убьешь...
- Это вам, да? тайное послание? - тут же зачастил виконт, поднимаясь, и даже попытался сделать несколько шагов в сторону надписи, но пальцы дворецкого до боли сжали его локоть и он покорно замер на полушаге.
- Думаю, вам пора спешить на праздничный раут, виконт, - напомнил дворецкий.
- Но как же... - попытался было возмутиться тот, но одного взгляда в темно-карие, почти алые глаза хватило, чтобы возжелать вернуться не только в карету, но и вообще покинуть этот негостеприимный мост как можно быстрее, - Вы правы, ну я пойду?
- Конечно, виконт.
- Удачи, вам, - неожиданно выглянув из окна проезжающей мимо кареты, выкрикнул тот, скрываясь на другом берегу реки. Себастиан независимо повел плечами и вернулся к последнему четверостишью сонета. Остались лишь завершающее двустишие, значит ли это, что последние строки ему будет читать сам похититель?
Камен прямо в центре надписи легко поддался, на оборотной стороне было выбито одно слово.
«Возвращайся»
Ключ
В поместье было зловеще и тихо. Везде полумрак. Некому зажечь свечей. Почему некому, не ясно, ведь какими бы нерадивыми не были слуги, уж свечи они всегда зажигали исправно, пусть даже с легкими травмами и подпалинами на предметах мебели. Тишина Себастиану не понравилась. Нет, разумеется, она не испугала его. Такое чувство как страх, впрочем, как и любое из человеческих чувств, было ему непонятно и слишком далеко от демонического представления об эмоциях. Но она напрягала и заставляла вслушиваться в себя, в попытке уловить хотя бы шорох. Но ничего не было. И оставалось не ясно, куда все могли подеваться.
Дворецкий прошел через холл, ступая бесшумно, словно не было в нем веса, как в призраке или бесплотном духе. Сердце сжалось в предвкушении схватки. Да, такие эмоции демону были понятны и даже приятны, как и любому существу из Нижнего мира, Себастиану нравилось чувство превосходства в миг победы над противником, оно пьянило и заставляло трепетать от остроты ощущений. Вот и сейчас он был готов вступить в бой, потому что знал, что предстоит сражаться за то, что было ему действительно нужно. За того, кто стал дорог ему. А вот это чувство в небогатом на настоящие, неприкрытые эмоции сердце демона было новым. По-началу, оно казалось хрупким, и едва уловимым, при одной лишь мысли оставляющее на языке привкус шоколадного сиропа и свежевыпеченных круасанов, почему-то демону, искусному в кондитерском искусстве казалось, что если провести языком по строго сжатым губам надменного графа, у них будет именно такой вкус. Утра и шоколада, так определял его Себастиан в своих фантазиях, которые, казалось бы, совсем недавно появились у него. У демонов не бывает фантазий, вот только обычные демоны куда как быстрее разрешают в свою пользу контракты, заранее составленные с лазейкой для них. Себастиан лазейкой пренебрег и несколько задержался, отсюда и такие перемены. Слишком долго жил среди людей. Оказывается, человечность заразна. Но, разумеется, как и любой демон, будучи достаточно гибким и быстро приспосабливающимся к новым реалиям, он не особо задумывался над переменами в нем самом, но пристально следил за изменениями, происходящими с его господином.
Сиэль взрослел. И если становиться умнее и коварнее с возрастном ему уже не грозило, и так дальше просто некуда, то из угловатого, хоть и симпатичного ребенка, превратиться в красивого юношу он смог удивительно быстро. Что стоят четыре года в сравнении с демонической вечностью? Пыль и тлен. Так быстро, что не моргнуть и глазом. Но этот миг Себастиану запомнился, не смотря на бессчетное число выполненных до этого контрактов. Теперь его вечность красной линией службы у юного Фантомхайва, была поделена на две части - та, что раньше, и та, что после встречи с графом, после заключения контракта с ним. И, несмотря на то, что последняя была не в пример короче, такой яркой, живой и насыщенной событиями вечность перед глазами демона еще не представала, и это было прекрасно.
Первым делом Себастиан прошел по помещениям для слуг. Все они были пустынны. Было не понятно, ушли ли Мейлин, Финни, Бард и Танака по собственной воле, или же их заставили уйти. Но точно никто из них в пределах поместья не был убит или искалечен. Себастиан был очень чувствителен к местам, где произошла недавняя смерть, оправдывая свой статус персонального демона Фантомхайва. Но так или иначе, кроме его, таинственного похитителя и самого графа, в поместье больше никого не было. Чем это объяснить, Себастиан не знал. Но и не собирался ломать над этим голову. Бесполезно. Сейчас у него была единственная цель, и он собирался достигнуть её любой ценой.
Где мог бы спрятаться похититель со своей жертвой? Скорее интуитивно, чем как-то иначе оправдывая свое желание взглянуть на комнату графа, Себастиан быстро направился в сторону господского крыла. Все так же ни единой зажженной свечи, ни единого шороха. Предвкушение, захватившее его еще минуту назад, быстро сменилось холодным расчетом. Сейчас он не имел право на ошибку. И да, он собирался сполна проучить зарвавшегося похитителя, вздумавшего играть в прятки с демоном.
Дверь в покои графа была плотно закрыта, но, тем не менее, из-под неё отчетливо была видна на полу полоска света. Значит, он не ошибся. Все так и должно было быть. Эффектный ход, следовало признать, заставить его побегать по городу, чтобы решить все там, откуда все и началось. Внутренне настроившись на непродолжительный, но ожесточенный бой, демон открытой ладонью толкнул дверь, которая открылась без скрипа, что можно было бы предположить на фоне общей атмосферы. Но дворецкий дома Фантомхайв просто не мог допустить такой халатности, как плохо смазанные петли, в подведомственном ему поместье. Все-таки порой даже демону приятно, ощущать себя идеальным во всем, даже в мелочах, особенно в мелочах.
Полумрак комнаты рассеивали свечи. Несколько десятков восковых палочек, расставленных то тут, то там, с танцующими лепестками пламени на тонких фитилях. Красиво. Себастиан быстро окинул взглядом помещение, выискивая противника, и так и замер, наткнувшись взглядом на кровать.
Огромные глаза, правый даже не портит демоническая печать, скорее оттеняет необычной чистоты почти небесный цвет глаз своим сиреневым сиянием. Строго сжатые губы, и изящные золотые браслеты наручников на тонких запястьях. И стойкое ощущение, что сейчас в комнате кроме них двоих, слуги, замершего напротив своего господина, и графа, скованного по рукам изящной золотой безделушкой, никого не было, и нет.
- Мой господин? - прошептал дворецкий так тихо, что не было бы в поместье сейчас так беззвучно, вряд ли его можно было услышать.
- Ты слишком долго меня искал, - отозвался тот, нарочито небрежно, и даже изящным жестом поправил завернувшийся белый манжет рубашки, выглядывающей из-под жакета.
- Вы сами решили, что я должен поплутать, - уже не сомневаясь, чьих рук дело заставило его волноваться за жизнь своего господина.
- Ценный приз не должен доставаться просто так, без боя.
- Я не сражался, мой господин, - подходя ближе и останавливаясь у самых ног Сиэля, продолжающего сидеть на кровати, произнес демон, опуская руку в карман, - Я вспоминал.
- Удачно?
- Несомненно.
- И что ты решил?
- Лишь то, что вы решили за меня.
- Это не ответ.
- Отнюдь, - позволив себе легкую усмешку, слуга легко опустился на колени перед господином. Ключик, присланный вместе с первыми строками сонета, сам скользнул в руку, затянутую в перчатку, - Но мне понравился ваш сонет. Изящная валентинка. Вы прочитаете мне его полностью? - тихо полюбопытствовал он, аккуратно опуская ладони на колени мальчика, замершего под взглядом демонических глаз, ключик остался в кармане, теперь уже можно не спешить, играть одну партию в четыре руки, что может быть изящнее и чувственнее на этом свете?
- Зачем? Ты разве сам не можешь перечитать?
- Могу. Но все три четверостишья сонета теряют всякий смысл без его ключа.
- Тогда освободи меня.
- О, нет. Вы сами решили, что должен отпереть подаренный вам мною ключ и вверили его мне. Я отопру замок на ваших кандалах, только когда вы раскроете все карты, - позволив заиграть на губах легкой улыбке, тихо прошептал дворецкий, разводя колени мальчика в стороны и придвигаясь еще ближе. Граф все также сидел не шелохнувшись, словно совсем потерял способность двигаться, а мог лишь шевелить и без того, резко ставшими непослушными, губами.
Сиэль смотрел на своего демона и понимал, что просто не может отвести от него взгляд, и Себастиан видел это, и наслаждался. Да, куда интереснее любой схватки, противостояние с этим упрямым мальчишкой, волею судьбы ставшим его господином. Его так не хотелось покидать. Может быть, теперь и не придется?
- Ты от меня не сможешь ускользнуть, - сначала тихо, но потом все больше обретая голос, начал юный граф.
Себастиан отчетливо ощутил, как волнуется его господни, произнося слова сонета, как екает в узкой мальчишечьей груди сердце, как нервная дрожь передается на кончики озябших от волнения пальцев. И ему хотелось согреть эти пальчики своим дыхание, сжать трепетность сердца в своих ладонях, успокоить, защитить и никуда не отпустить от себя, никогда, на веки. А Сиэль продолжал.
Моим ты будешь до скончанья дней...
Теплые, даже через ткань перчаток, ладони демона скользнули по бедрам к талии, замерли там, а сам слуга, вслед за ними, приподнялся и придвинулся так, что его теплое дыхание колыхало волоски длинно челки, падающей на высокий лоб графа, почти скрывая отмеченный проклятием контракта глаз.
С отмщеньем связан жизненный мой путь.
И кончиться он только вместе с ним.
Нежные, сухие и почему-то показавшиеся на нежной коже шеи обветренными губы скользнули по скуле к шее, прослеживая её изгиб и впитывая неземное ощущение непокорности, но доступности, открытости, дозволения. О, да, как оказалось, юный граф умел не только разыгрывать многоходовые комбинации, используя в качестве шахматной доски не только целый город, но и Империю, но и быть послушным в чужой игре, правда, только для одного человека, точнее, не совсем человека, но кто об этом знает?
Зачем же мне бояться худших бед,
От прихотей твоих или обид...
- Так уж и нет? - проникновенно выдохнул Себастиан, в порозовевшее от смущения ушко. Пожалуй, для Сиэля все происходящее было уже слишком. Похоже, если граф и предполагал, что такая своеобразная валентинка так отразиться на их взаимоотношениях, он все же плохо представлял в силу своей юности и элементарной неопытности, во что она может вылиться. Зато демон искренне наслаждался и его смущением, и бешеным биением человеческого сердца так близко с его собственным, стучащим пока размеренно и ровно, вот только надолго ли?
Сиэль мог бы ответить, но не стал прерываться. Звучание перефразированных строк знаменитого поэта заворожило его, невозможно было остановиться, не дочитав, особенно, когда так проникновенно смотрят прямо в душу алые глаза.
Я был твоими и ты меня убьешь...
На последнем слове голос графа сорвался. Да, и как могло быть иначе, когда Себастиан так аккуратно и в тоже время немного болезненно прикусил мочку уха и тут же принялся зализывать место укуса. Сиэль выгнул шею и дернулся, словно все тело прошила насквозь иголка с протянутой через ушко ниткой, и закусил губу, чтобы из горла не вырвался проникновенный стон.
- Тсс... - прошептал Себастиан, успокаивающе поглаживая напряженную спинку, - Еще рано так откровенно реагировать, мой лорд. Ну, же, я хочу услышать ключ сонета. Как вы завершили его для нас?
- Но тьмы... - начал Сиэль, но прервался. Резко вскинул руки, скованные тонкой цепью, протянутой между браслетами, и закинул их за шею демона. Цепь звякнула, Себастиан поднял голову, почти соприкоснувшись с ним губами и графу пришлось вышептывать последние две строчки неотрывно глядя в смеющиеся алые глаза.
- Но тьмы на свете нет без светлого пятна,
Кто скажет мне, что ты найдешь меня?
- Уже нашел.
- Я знаю, - с трудом сглотнув, выдавил из себя мальчик. Казалось, он сейчас просто потеряет сознание, но Себастиан точно знал, что не позволит этому случиться.
- Вы поцелуете меня, мой лорд? - притягивая мальчика еще ближе, прижимая к себе грудью и щекоча порозовевшее лицо дыханием, полюбопытствовал демон.
- А ты меня освободишь?
- Сначала поцелуй, - покачал головой демон в притворном упрямстве, и лишь отметил, как снова строго сжались губы, еще секунду назад приоткрытые под его дыханием.
- Сначала цепи.
- Вы сами сковали себя.
- А теперь хочу, чтобы ты отпустил меня.
- Мне нравиться и так.
- А мне нет.
- Но это моя валентинка.
- От меня.
- Только от вас я бы согласился принять её.
- Так прими. А не заставляй меня её впихивать тебе в руки насильно.
- Точнее, в губы, - насмешливо уточнил дворецкий, полюбовавшись вспыхнувшим с новой силой румянцем.
- Не все ли равно?
- Почти, - пробормотал он, и перед поцелуем добавил неизменное, - Слушаюсь, мой господин.
@темы: сенен-ай, фанфики, аниме, Kuroshitsuji, PG
Сиэль злился, но ничего поделать не мог. С Себастианом в последнее время он просто не мог оставаться спокойным и надменно-сдержанным, в соответствии с его статусом. Слуга не просто раздражал его, бесил. Причем так, что юный граф ловил себя порой на том, что скрипит зубами, сжимая челюсти так, что даже больно. Но сказать что-то слуге, означало бы проявить слабость. А быть слабым, даже казаться таковым в глазах других и особенно Михаэлиса, граф Фантомхайв никогда не терпел. Поэтому, он продолжал молчать, даже когда демонический дворецкий скользил по напряженному, в попытке скрыть раздражение, лицу. А все почему? Да, потому что этот дьявольский слуга прекратил касаться его. То есть совсем. Сиэль для чистоты эксперимента даже напросился на внеплановое купание, и что? Ничего, когда пришло время обтирать влажную кожу полотенцем и одеваться, Себастианн учтиво протянул полотенце и все. Нет, разумеется, Сиэль тут же просил на него требовательный взгляд и так же демонстративно оттолкнул от себя руку с полотенцем. Себастиан улыбнулся. Да, так мог улыбаться только он. И только эта улыбка могла по настоящему смутить непробиваемого Фантомхайва.
- Вы так повзрослели, но до сих пор не научились сами справляться со своим туалетом? - предельно ровным тоном полюбопытствовал он, но Сиэль все равно расслышал и насмешку, и ехидство, и даже исхитрился разглядеть едва уловимое чувство превосходства в изгибе тонких бровей и полуулыбке, - Мне помочь вам?
- Сам справлюсь, - буркнул граф, выхватил полотенца и стал остервенело тереть распаренную и разнеженную теплой водой кожу.
Вот после этого ничего не оставалось как тихо злиться и сопеть, и яростно сверкать глазами из-под отросшей челки. Мысль пришла неожиданно.
- Себастиан, - позвал граф, нарочито равнодушным тоном.
- Да, мой господин, - склонился в поклоне безупречный дворецкий.
- Волосы мешают мне, я за ними ничего не вижу.
- О, не волнуйтесь, мой лорд, уверен, что один из лучших цирюльников города легко расширит ваш кругозор.
- Цирюльник?
- Конечно, ведь в вашем возрасте давно пора иметь не только личного портного, но и личного парикмахера.
- Раньше мне волосы подстригал ты, - стараясь контролировать голос, но, понимая, как обиженно он сейчас прозвучал, произнес Сиэль, не отрывая глаз от неизменной легкой полуулыбки дьявольского слуги.
- Вы были так юны, что это вполне допустимо.
- Было?
- Да. Теперь...
- Да, я понял, - оборвал его Сиэль, ворчливо, - Возраст. Сдался он тебе!
- Мне? Ну, что вы, мой господин, ко мне ваш возраст не имеет никакого отношения. Будь вам десять лет или пятьдесят, я все равно получу свое так или иначе. Или вы все еще рассчитываете сбежать от меня?
- Нет. Мне никогда даже в голову это не приходило, - честно признался Сиэль, неожиданно ощутив такую грусть и печаль, что в какой-то миг показалось просто невозможным сделать хотя бы еще один вздох. Но он отвернулся от темно-алых глаз впивающихся в душу, сильнее любых когтей, и дышать стало немного легче.
- И это похвально. Вы очень храбры и бесстрашны, мой лорд, - еще раз склонился в поклоне дворецкий, выказывая уважения. Только не понятно, почему Сиэлю от этих полных официоза слов стало так тошно, что не передать словами. Но граф отважно подавил в себе не достойное малодушие и даже сумел гордо вскинуть голову и полоснуть по лицу слуги ответным взглядом.
- Хорошо. Тогда запиши меня к парикмахеру.
- Как вам будет угодно.
После десяти минут пребывания в модном салоне под умелыми пальцами лучшего цирюльника города взгляд действительно стал шире. Спрятать выражение глаз под длинной челкой, наверное, уже не получилось бы, но Сиэль неожиданно осознал, что в его возрасте, наверное, даже смущение и стыд прятать уже глупо. Ему уже шестнадцать и он не ребенок. Давно не ребенок.
На улице было непривычно жарко и светло от яркого солнца, так неожиданно пробравшегося под завесу сырости и плотного темзенского тумана, в котором обычно утопает Лондон. Сиэль смотрел в окно и понимал, что как-то совсем упустил такую досадную мелочь, как взросление. Сам себе он казался все тем же, каким был в двенадцать лет, он и вел себя так же, и даже не придал особого значения, когда в его гардеробе вместо шортиков и укороченных штанишек, появились классические мужские брюки. Наверное, он еще долго мог бы находиться в неведение, относительно отпечатка, который может накладывать возраст, если бы предусмотрительный Себастиан не вздумал таким необычным способом дать ему понять, что время игр давно прошло. Нет, Сиэль был вовсе не против однажды утром проснуться уже взрослым, просто он как-то и не предполагал, что такой своеобразный мораторий на прикосновения со стороны демонического слуги может так его раздосадовать и вывести из равновесия.
Всю дорогу до поместья граф молчал, как только может молчать прозревший неожиданно человек, не решающийся принять новое положение вещей и все еще помнящий слепоту и беспомощность. Сиэль никогда не ощущал себя беспомощным, то есть, очень давно не ощущал, с того самого момент как задолжал демону душу. Но сегодняшнее его состояние очень напоминало те давние, старательно затолканные на самые границы памяти и забытья ощущения. И, да, Сиэль никогда не думал, что самых банальных и кажущихся привычными и естественными прикосновений Себастиана ему будет так сильно не хватать в обычной жизни. Можно было бы, конечно, проглотить и оставить все как есть. Смириться, и привыкнуть к изменившейся действительности и немного иным, чем прежде взаимоотношениям. Но в голову сказу начинали лезть воспоминания. Как Себастиан после ванной обтирает его огромным полотенцем, невзначай касаясь кожи не махровой тканью, а живыми, теплыми пальцами. Разве у демона должны быть такие пальцы - человеческие, чуткие, делящиеся теплом, а не отбирающие его. Как дворецкий переодевает его перед сном в едва достигающую колен рубашку, как застегивает пуговки одну за другой и снова касается, только уже иначе, через ткань перчаток, совсем не так интимно, как в ванной, но от этого, еще более интригующе и даже чувственно. Безумие? К концу поездки Сиэлю начало казаться, что да. Он скучал по этим прикосновениям, как верная жена скучает по отплывшему в рейс капитану, он тянулся к ним, как прошедший через пустыню, из последних сил приникает к роднику. Да, он желал этих касаний. Только ли их?
- Мой лорд, мы приехали. Прошу вас, - голос Себастиана донесся словно через затычки в ушах. Сиэль похлопал глазами, непонимая, что от него хочет слуга, пока не осознал, что экипаж больше не движится, а Себастиан придерживает дверцу и протягивает ему руку, чтобы помочь выйти к крыльцу поместья Фантомхайв. Протягивает руку. Хочет коснуться?
Удивляясь собственной робости и замешательству, юный граф принял предложенную ладонь и быстра выбрался из кареты, вот только отпустить свою руку демону уже не позволил, вцепившись в неё так, что будь Себастиан всего лишь человеком непременно скривился бы от боли. Но у демонов о ней свои представления, поэтому дворецкий остался все так же учтив и приветлив, вот только брови вскинул в притворном недоумении.
- Мой господин?
- Идем. Я устал и хочу чаю, - твердо бросил Сиэль не оборачиваясь, и повел его за руку в дверям.
Демон больше не пытался вырвать руку, лишь улыбался за его спиной, Сиэль чувствовал его улыбку, и оценивающий взгляд тоже чувствовал, но предпочел сделать вид, что не заметил.
- Чего бы вам хотелось к чаю? - уточнил демон, когда Сиэль был вынужден отпустить его руку, чтобы снять с себя легкий жакет, который на улице был вполне уместен, все-таки весна, а не знойное лето, а вот в поместье лишь сковывал движения.
- Тебя, - не оборачиваясь, произнес граф, и уточнил, - И можно без чая.
- Вы очень смелый, мой юный лорд.
Странная любовь
- Мне совсем не больно, Вольфрам, - прошептал Юури, вцепляясь в траву до побелевших костяшек пальцев и до крови прикусив губу, - Продолжай, пожалуйста, - не выдохнул, выстонал он.
- Я не могу, - чуть не плача воскликнул фон Бильфельд, - Тебе же больно!
- Ты все сможешь, ну же, - подбодрил его жених и даже нашел в себе силы протянуть к нему руку и погладить по щеке, - Я умру, если ты этого не сделаешь.
- Но здесь так много крови, так много...
- Я же Мао, Вольфрам, забыл? Тебе только нужно вытащить её из меня, а дальше регенерация демона все поправит.
- Ты не знаешь этого наверняка! А что если, ты умрешь от потери крови?
- Я и так умру, если ты этого не сделаешь, а так хотя бы будет шанс, - непримиримо отрезал Юури, и твердо посмотрел в лицо жениха, у которого от напряжения взмокли виски, а над губой появилась испарина. Безумная мысль думать о чем-то подобном, когда находишься на волоске от гибели, но Юури вдруг невыносимо захотелось слизать её языком и распробовать, словно какое-то запредельно лакомство.
- Хорошо, - решился Вольфрам, - Я сделаю это, только не смотри.
- Не буду, - выдохнул Юури, обессилено роняя руку, и тут же исполнил, отчаянно зажмурившись.
Боль была адская, словно со стрелой из него выдергивали рывками все внутренности, он кричал и плакал, просто не мог не кричать. Вольфрам ревел вместе с ним, забыв и про то, что он лорд, и про то, что номинально старше, и что плакать ему не к лицу, но тянул этот чертов наконечник из тела жениха и сам испугался, когда выдернул. На щеки прыснула из какого-то разорвавшегося сосудика кровь Юури, и фон Бильфельд тихо заскулил от ужаса, видя, как побелело лицо жениха, и закатились черные глаза. Его трясло, так страшно и тошно ему не было никогда. И, да, он был не в себе, потому что перестук конских копыт, донесшийся совсем близко, просто не заметил, пока не стало слишком поздно.
- Так вот вы где! - раздается откуда-то сверху насмешливый голос. Вольфрам поднял глаза и встретился с ухмылкой тонких губ и ледяной непробиваемостью желтых, почти змеиных глаз. Король Сарареги собственной персоной.
- Что тебе нужно? - непослушными губами произнес Вольфрам, все еще удерживая на руках бесчувственного жениха.
- Развлечения. Теперь вы оба ни на что кроме моей лично игрушки не годитесь. И раз уж ваш Мао умер, значит, я поиграю с тобой, - расхохотался он, и дернул за поводья лошади, чтобы подошла ближе. За его спиной десяток конных и неизменный Бериас. А вся свита Юури сейчас втянута в конфликт в небольшой пограничной деревеньке, откуда Вольфрам увез раненого Мао, пока не стало слишком поздно. Как так получилось, что Юури оказался ранен, кто выпустил стрелу, неизвестно. Но сейчас Вольфраму отчетливо показалось, что он знает кто. Необычная стрела с черным оперением, одно из перьев золотистого цвета. Совпадений не бывает, ведь правда?
Но додумать ему не дали жесткие пальцы, вцепившиеся в плечо, вздергивающие вверх, и вынуждающие встать на ноги. Он сопротивлялся, точнее пытается сопротивляться, но куда там. Он обессилен и морально и физически. Выброс адреналина съел все эмоции, выпил всю энергию из мышц. Вольфрам посмотрал на своего мучителя огромными глазами и понял, что это конец. Юури умрет, Сарареги превратит его в свою игрушку, и он слишком хорошо понимает, что это значит. После этого можно только в могилу, жить уже не получиться, никогда.
Юури уже сейчас почти не дышит. А эта золотоглазая сволочь, так коварно предавшая их, насмехается и ликует, и улыбается, и смотрит, словно на товар, раздевая взглядом. Вольфрам попытался рвануться, но Сарареги лишь расхохотался на его попытку. Золотые глаза стали пронзительно голубыми, юный король Малого Шимарона привык получать желаемое любой ценой.
- Ты будешь моим, - прошептал он, - Юури уже не станет, так ты его заменишь. Ты расскажешь мне, как тебя ласкал твой жених и я заставлю тебя стонать и выгибаться под моей лаской, как ты стонал и хныкал для него.
- Нет, - прошептал Вольфрам из последних сил, - Нет.
- Да, только так, - ухмыльнулся Сарареги, фон Бильфельд уже не мог сопротивляться магии его взгляда. Послушно потянулся к губам, когда Сара склоннился над ним, обхваттил за шею руками, и поцеловал глубоко и страстно, как когда-то мечтал целовать Юури, но так и не решился притворить мечту в жизнь. По щекам покатились слезы, делая поцелуй соленым и горьким, но он этого уже не почувствовал, в голове не остается ни единой мысли. Магия Сары поработила гордого лорда, сделала послушным, как марионетку, и не оставила ничего, кроме покорности и желания угождать.
Вольфрам фон Бильфельд послушно взобрался на лошадь, позади ликующего короля, не своего, чужого, но отныне он принадлежит лишь ему. Обхватил за талию, уткнулся лицом в плечо, даже не вздрогнув, когда услышал приказ.
- Подберите его. Надо же мне предъявить Нью-Макоу доказательство, что их обожаемый Мао мертвее мертвого.
И вот тогда в небо взмыли голубые драконы.
***
Вольфрам проснулся и медленно открыл глаза. Память возвращалась с трудом, но возвращалась. Его затрясло. Последним он помнил поцелуй и чувство абсолютной покорности судьбе. Значит, сейчас он в Малом Шимароне. В горле застрял такой ком, что дышать сразу расхотелось. Он задержал дыхание, нет, скорей всего так убить себя все же невозможно, но может это поможет снова провалиться в беспамятство и пусть Сарареги делает с его бесчувственным телом все что захочет, лишь бы не чувствовать, лишь бы не видеть этот кошмар.
- Ты проснулся? - раздался над самым ухом до боли знакомый голос. Наверное, это уже галлюцинации от кислородного голодания, решил Вольфрам и лишь сильнее зажмурился.
- Ну же, Вольфрам, не притворяйся. Я же слышу, что ты не дышишь, и вижу, что зажмуриваешься.
- Юури? - тихо выдохнул он, все еще не решаясь открыть глаза.
- А ты кого ждал? - полюбопытствовал тот, и Вольфрам отчетливо ощутил, как к нему под бок придвинулось теплое тело. Сразу стало жарко. Это ведь не может быть правдой, да?
- Сару, - честно признался он. И сразу же ощутил, как напрягся все еще невидимый жених.
- Его больше нет, - каким-то не своим, надтреснутым голосом отозвался Юури после паузы.
- Что? - ошеломленно распахнул глаза фон Бильфельд и встретился с непривычно жестким взглядом черных глаз, - Юури?
- Я убил его.
- Это не может быть, - чеканя каждое слово, вытолкнул из себя фон Бильфельд.
- Но это так.
- За что?
- За тебя. За нас.
- За нас, - повторил за ним Вольфрам и облизал пересохшие губы. Юури проследил движение его языка, склонился ниже, но когда Вольфрам уже даже приоткрыл губы, желая этого поцелуя, как ничего на свете не желал, Шибуя неожиданно передумал и резко разогнулся, откидываясь на подушку и глядя в потолок.
- Юури! - почти обиженно воскликнул фон Бильфельд.
- Знаешь, я раньше никогда не убивал. Зато столько фильмов видел, где главный герой после первого в своей жизни убийства чувствует себя странно, сожалеет, мучается. А я вот нет, представляешь? Ни сожалею, и даже жалеть не могу. Как вспомню, как он заставлял тебя целовать его, а ты плакал, но не мог сопротивляться, у меня внутри словно рождается карманный атомный взрыв, что-то переклинивает, и я знаю, что еще чуть-чуть и появиться демон со своими драконами.
- Юури, - беспомощно прошептал Вольфрам, и, наступив на горло собственной гордости, сам придвинулся к нему под бок и даже осмелился положить голову на плечо замершего жениха.
- Я жестокий тиран и убийца?
- Нет! Ты совсем не такой! - тут же вскинул голову Вольфрам, но Юури запустил в его волосы руку и вернул её обратно. Ему было спокойно и уютно просто лежать вот так и гладить своего жениха по шелковистым волосам, вдыхая их приятный миндальный запах и ощущая теплое дыхание фон Бильфельда у себя на груди.
- Тогда почему я ничего не чувствую к нему, хоть и называл когда-то другом.
- Он не был тебе другом с самого начала. Он использовал тебя.
- Да. Я это понял.
- Ты все еще хочешь пожалеть его?
- Нет, не хочу, - тихо вздохнул тот и надолго замолчал.
- Юури, - прервал паузу Вольфрам, - А что теперь будет?
- Завтра поженимся.
- А Малый Шимарон, как первое завоеванное мной государство станет моим тебе свадебным подарком.
- Это безумие.
@темы: сенен-ай, яой, фанфики, Kyou Kara Maou, PG
Яичница по-взрослому
Шинобу снова кричал во сне, громко, отчаянно, поскуливая от ужаса и мечась по смятым простыням, словно они были раскалены до бела. И, да, именно сейчас Мияги было страшно. Потому что Шинобу будил его своим кошмаром уже третий раз за эту неделю, но на все вопросы, стоило его разбудить, лишь тихо всхлипывал и мотал головой. Что-то было не так. Причем изначально. Но что? Профессор не знал, а неизвестность всегда пугает больше даже самой горькой правды. Но упрямства Шинобу было не занимать, иначе не было бы между ними ничего, кроме вынужденного знакомства.
Обычно Мияги все же удавалось сломить сопротивление мальчишки, но в этот раз Шинобу упирался, как мог. Значит, дело было серьезным и стоило как следует подготовиться прежде чем в очередной раз набрасываться на него с расспросами. Поэтому сейчас Мияги лишь крепко прижал к себе мальчика и стал нашептывать ему в макушку какие-то успокаивающие нежности, и Шинобу покорно расслабился в его руках, так и не проснувшись.
После работы, забрав Шинобу с курсов для поступающий, Мияги не отправился домой, а сначала заехал в магазин за продуктами. Шинобу, разумеется, поплелся в супермаркет за ним, и уже направился за своей обожаемой капустой, как Мияги перехватил его за локоть и не отпустил от себя.
- Знаешь, может быть ты и питаешь нездоровую любовь к капусте, но я уже извелся чувствовать себя кроликом, - немного раздраженно бросил он.
Шинобу захлопал глазами, а когда до него дошло, закусил губу чуть ли не до крови.
- Так что сегодня мы готовим с тобой яичницу по моему особому рецепту.
- С тобой? - тут же вскинул глаза парнишка.
- Да. И не говори потом, что я тебя не учил. Уверен, такого рецепта нет в твоей поваренной книге.
- У меня нет поваренной книги, - пробормотал Шинобу, послушно следуя за Ё, но покраснел так сильно, что сразу стало понятно, что врет.
- Ага, рассказывай! - ухмыльнулся тот, и принялся складывать в корзинку необходимые продукты.
Не зря же говорят, что совместный труд сближает. Так что сегодня Мияги планировал одним точным выстрелом убить сразу двух зайцев. Разнообразить свой рацион, а то жульен из капустных листьев разве что в печенках у него еще не сидел, а так же невзначай расспросить Шинобу, что же его так беспокоит, что ему по ночам кошмары сняться.
- Так, - скомандовал он, когда они, груженые пакетами, все же добрались до его квартиры, - Отнеси все это на кухню, а я пока переоденусь, не в костюме же за ужин браться.
- Хорошо, - кивнул тот, и послушно пошел в сторону кухни.
Мияги появился там через несколько минут и почти тут же принялся руководить процессом. Сначала, он заставил Шинобу вымыть яйца, не то чтобы они были грязными, просто на всякий случай, мало ли что. Пока Такацуки разбирался с яйцами, Мияги споро вынул из упаковки несколько кусочков нарезанного хлеба, аккуратно вырезал сердцевинку и принялся уже за колбасу, когда к нему подошел Шинобу и внимательно стал следить за приготовлениями.
- Зачем это? - не утерпел он, на что Ё лишь ухмыльнулся.
- Так вкуснее, сейчас сам увидишь, и, я надеюсь, попробуешь.
- Хорошо, - кивнул мальчик и сел на высокий стул, следя за ним так внимательно, что Мияги на секунду даже не по себе сделалось. Не хотелось упасть лицом в грязь, если его маленький кулинарный шедевр по закону подлости подгорит или еще как-нибудь его дискредитирует.
Нарезав вареную колбасу мелкими кубиками, Мияги ссыпал её в отдельную тарелочку, на вторую положил заготовленный заранее хлеб без мякоти, и перешел к плите.
- Иди сюда, - позвал он, Шинобу послушно подошел и встал рядом.
- Вот смотри, сначала обжариваем колбасу, чтобы на ней образовалась корочка... - принялся пояснять профессор тоном, которым обычно читал лекции своим студентам, параллельно помешивая на сковороде кусочки колбасы, которые на быстром огне довольно быстро обжарились, только пока не до конца. Тогда он присоединил к ним кусочки хлеба, специальной лопаткой распределив так, чтобы колбаса маленькими горками оказалась точно по середине кусков хлеба, лишенных мякоти.
- Видишь, - увещевал Мияги, - На самом деле это совсем не сложно.
- Ага, - сосредоточенно отозвался Шинобу и неожиданно улыбнулся, Мияги так и замер. Мальчик не так часто показывал ему свою улыбку, и сейчас такая детская непосредственность откровенно говоря подкупала, но он вовремя спохватился, чтобы не испортить приготавливаемое им блюдо.
- Так, ну а теперь яйца. Смотри, нужно вылить их прямо на колбасу и постараться, чтобы желток не надорвался, то есть, даже если надорвется, тоже будет вкусно, просто лично мне больше нравится, когда он все же остается целым.
- Если тебе так нравится, значит, я буду стараться, чтобы не надорвался, - смущенно прошептал Шинобу, не поднимая глаз от сковороды.
- Хорошо, - только и смог выдавить из себя Мияги и приступил к завершающей стадии приготовления яичницы, которую в таком исполнении уже трудно было назвать обычной глазуньей, не правда ли?
- Ну, вот и все, - перевел дух профессор раскладывая по поднесенным Шинобу тарелкам кусочки хлеба, залитые яйцом.
- А как это есть, палочками?
- Ну, можно, конечно, порезать, и потом палочками, но я обычно пользуюсь европейской вилкой. Ты против?
- Я за! - вновь улыбнулся Шинобу, - А то знаешь, когда я только приехал в Автралию, на меня одноклассники косились, когда на перемене в столовой я вынимал палочки и бенто.
- Просили дать попробовать?
- Ага. А еще научить их есть палочками.
- Получалось?
- Не очень. Зато это было так смешно.
- Конечно, для тебя же естественно брать пищу именно ими.
- Да, но просто тогда...
- Ты был еще маленьким и забавлялся от души, - закончил за него Мияги, подхватывая тарелки и неся на обеденный стол.
- Приятного аппетита, - пожелал Шинобу, когда они взялись за столовые приборы, и оба, не сговариваясь, принялись за еду.
Оказалось, что яичница Мияги, действительно, куда вкуснее капусты. Кто бы сомневался! Но что удивительно, на этот раз молчание за столом вовсе не напрягало, а даже как-то умиротворяло. Вот только если бы после того, как яичница была съедена, Шинобу не пришло бы в голову принести из кухни кусочки хлеба и собирать расплывшийся по тарелке желток ими, отправляя в рот и облизывая тонкие пальчики с каким-то до нельзя соблазнительным выражением задумчивости и отстраненности на расслабленной мордашке. Мияги честно терпел и старался не сжимать челюсти до скрипа зубов, но когда этот маленький террорист еще и губы стал облизывать, не глядя в его сторону, но так медленно и, для воображения Мияги, развратно, терпеть дольше просто не было уже ни желания, ни сил.
- Давай уберем тарелки, - тихо произнес Ё, не вставая с места, Шинобу послушно кивнул и исполнил требуемое: собрал посуду и отнес все на кухню, и уже собирался начать мыть, когда из гостиной раздался не громкое, но твердое.
- Подойди.
Шинобу недоуменно вскинул глаза и пошел к продолжающему сидеть за столом Ё.
- Мияги! - испуганно вскрикнул он, когда сильные руки подхватили его, прижали к столу, а сзади прижалось обжигающе горячее тело. Пальцы профессора так быстро расправились с застежками его брюк, что мальчик даже сообразить ничего не успел, как те были уже сдернуты с бедер вместе с бельем, - Мияги! - протестующе вскрикнул он, - Ну, не здесь же!
- Почему? - рассмеялся тот, впиваясь далеко не нежным поцелуем в нежную шейку за вырезом воротника.
- Мы же здесь едим!
- Ну и что. Я хочу тебя сейчас.
- Это безумие!
- Правда? То ли еще будет, - пообещал мужчина, вынуждая мальчика опереться всей грудью на стол и опускаясь позади него на колени.
- Мияги? - пискнул тот, но в этот момент теплые большие ладони заставили его раздвинуть ноги шире, а губы приникли к открывшейся ложбинке между ягодицами, почти тут же прослеживая её языком.
- Мияги, не надо, - прошептал Шинобу, срываясь на нечленораздельный хрип и скребя ногтями по столу. Это было так остро, так бесстыдно, и так восхитительно, что просто невозможно было кричать, вырываться, отказываться, что он уже хотел сделать.
- Правда? - раздалось снизу, и язык стал кружить вокруг инстинктивно сжавшегося входа, но когда мужчина надавил языком сильней и протолкнул его в глубь, мальчик окончательно потерял способность сопротивляться. Подаваясь бедрами вслед за выскальзывающим из его тела языком, он хрипел, шептал, стонал и просто невероятно возбуждал своей открытостью, незащищенностью, бесстыдной чувственностью. Мияги сам уже с ума сходил, когда все же нашел в себе силы, оторваться от него, встать на ноги и прижаться к вздернутой вверх попке, зарываясь лицо в повлажневшие от испарины волосы на затылке.
- Мияги, - прохныкал мальчик умоляюще, ерзая под ним, и пытаясь вжаться в его бедра сильнее. Это было почти больно. Но на краю пропасти, Мияги все же не сумел забыть, зачем вообще сегодня затеял и готовку и все остальное.
- Ты этого хочешь?
- Да!
- Тогда расскажи мне.
- Что? - уже почти не помня себя, просипел тот, извиваясь под ним.
Мияги лишь накрыл его руки своими, не позволяя опустить их вниз, чтобы хоть немного облегчить невыносимость возбуждения.
- Что тебе сниться?
- Нет!
- Хорошо. Ты сам решил, - произнес Мияги и попытался освободить его от тяжести своего тела.
- Нет! Не останавливайся, - исступленно зашептал он, - Я все расскажу, только не останавливайся!
- Все-все? - уточнил коварный профессор, раздергивая молнию на брюках, и потерся болезненно твердым членом о бедра мальчика.
- Да! Пожалуйся!
- Как хочешь, мой хороший, - пробормотал он, в мокрую шейку, и аккуратно надавил головкой на увлажненный вход в тело юноши. Он старался двигаться медленно, чтобы не повредить, не сделать больно, ведь смазки почти не было. Но Шинобу был доведен его промедлением до такого состояния, что думать о чем либо, кроме своих сиюминутных желаний, просто не мог. Он резко подался бедрами навстречу, насаживаясь и гортанно крича, срывая в крике голос, но не позволяя дернувшемуся было мужчине остановиться.
Узко, глубоко, жарко и до безумия безрассудно, но как же сладко, как же радостно и восхитительно! Мияги потерял голову совсем и безвозвратно, он тоже хрипел, тоже кричал, вторя вскрикам и стонам своего мальчика, и в этот момент им обоим было глубоко наплевать на боль, на соседей, на свое общее на двоих безумие.
- Ты обещал рассказать, - напомнил Мияги, когда перенес завернутого в полотенце Шинобу из ванной в спальню. Ноги того почти не держали, все-таки они оба немного перестарались, хорошо, что завтра у обоих был выходной.
- Я боюсь, что ты бросишь меня, - тихо прошептал мальчик, зарываясь носом в подушку. От этого его было почти не слышно и Мияги пришлось склониться к нему, чтобы не пропустить ни слова, - Если я не смогу поступить.
- Так, ну и откуда у тебя такие пораженческие мысли? - резко перевернув его лицом к себе, строго спросил профессор.
- Мне сниться, что я не поступаю, и ты сердишься... а потом... - чуть не плача начал рассказывать он, а потому резко подался к нему, обвил руками за шею и зашептал в шею, - Пожалуйста, не оставляй меня. Мне так страшно, что я разочарую тебя, и ты порвешь со мной. Так страшно...
- Ну что за глупости лезут к тебе в голову, - мягко пробормотал Мияги, положил руку ему на затылок, аккуратно расчесывая пальцами еще влажные после душа волосы.
- Я буду рад и горд за тебя, если ты поступишь и станешь моим студентом, и я не сомневаюсь в том, что у тебя все получится.
- А если нет? - горько всхлипнул мальчик, не отстраняясь.
- Ну, значит, поступишь в какой-нибудь колледж, а после него уже в университет. Мне все равно, будешь ли ты учиться у меня, если ты будешь со мной.
- Правда?
@темы: Junjou Romantica, яой, фанфики, аниме, NC-17
Подснежники для демона
- Граф, а граф, а что это вы делаете? - голос раздался над самым ухом и Сиэль, и так с трудом балансирующий на одной ноге, непременно бы шлепнулся вместе со стулом на котором стоял, если бы Грелл, так подло подкравшийся к нему со своим вопросом не успел его вовремя подхватить и прижать к себе, не давая тем самым упасть.
- Пусти меня! - зашипел мальчик сквозь зубы, не решаясь громко кричать и отбиваться, чтобы шумом не привлечь чуткого на его голос дворецкого, ради которого это все собственно и затевалось.
- Вот еще! - усмехнулся Грелл, - Вы такой легонький, что я легко могу вас так держать, - начал он весело и тут же понизил голос до томного шепота, - И такой соблазнительный, что так и съел бы всего, от пальчиков ног до миленьких ушек...
- Что?! - почти закричал Сиэль и на этот раз даже честно попытался вырваться.
- Ну, хорошо, - примирительно мурлыкнул тот, легко удерживая на весу миниатюрное в своей юности и почти детскости тело графа, - Не съел, но облизал бы, это точно. А где у вас тут спальня, графчик, а?
- Если ты сейчас же не опустишь меня на пол, - вовремя взяв себя в руки, холодно и надменно, как истинный лорд, произнес Сиэль, - Я позову Себастиана. Ты этого хочешь?
- Ну, я бы и его не отказался облизать, - Грелл плотоядно высунул кончик языка, очерчивая им непозволительно яркие для мужчины губы, - Вот только как ты его позовешь, если в таком случае он сразу раскусит твой дьявольский замысел, - демонстративно перевел он взгляд на стену, возле которой продолжал валяться упавший стул.
- Это мое поместье, а он мой слуга, я не обязан перед ним оправдываться! - взвился мальчик.
- О, да, конечно. Уверен, он даже не спросит, зачем вам понадобилось вымазывать белой краской стену и наклеивать на неё экзорцистские звезды, зато как он при этом на вас посмотрит, граф. Я просто таю, стоит только представить!
- Прекрати!
- Уже прекратил. Так где, вы говорите, спальня?
- Немедленно поставь меня на место!
- Вам лучше послушаться графа, мастер Грелл, - голос был ровен и холоден, но в алых глазах пылало адское пламя. Грелл разглядев в глубине этого пожара вертикальный зрачок, тут же исполнил требуемое, демонстративно принявшись отряхивать не сориентировавшегося сразу графа, причем делал это весьма специфично - спереди и сзади, короче, в самых интересных местах. Сиэль в принципе в силу возраста просто не успел осознать, что его откровенно лапают, зато Себастиант, смог оценить процесс в полном объеме.
Впечатываться носом в стену, и терять зубы, которые, к сожалению, почти тут же отрастали вновь, Греллу было не привыкать, вот только на этот раз стена была покрыта тонким слоем не успевшей высохнуть белой краски. Так что Красный Жнец стал белым, как первый снег и прилип к стене, как щекой, так и туловищем.
- Пойдемте, мой господин, - понаблюдав на новый барельеф в поместье Фантомхайв в лице Грелла Сатклифа, произнес дворецкий и легко подхватил на руки все еще не пришедшего в себя графа.
- Что ты делаешь?!
- Несу вас в спальню, мой лорд, как вы и хотели.
- Это не я хотел, что все он!
- Конечно, мой господин. Но, тем не менее, вам следует привести себя в порядок.
- Да не нужно мне... - продолжил было возмущаться граф, но улыбка слуги остановила его.
- Вы весь в мелких пятнышках краски, мой господин. Костюм безвозвратно испорчен.
От этих слов Сиэль мучительно покраснел и отвел взгляд. Нет, можно, конечно, было бы приказать Себастиану не спрашивать, зачем ему понадобилось выкрашивать стену в белый и приклеивать к ней магические символы, но это было бы слабостью, а быть слабым Сиэль не желал ни при каком раскладе.
- Искали способ сбежать от меня? - тихо спросил слуга, опуская не сопротивляющегося и притихшего графа на кровать.
- Нет.
- Тогда зачем вам это понадобилось?
Сиэль не знал, что ответить на это. Точнее знал, но продолжал молчать, признаваться ужасно не хотелось. Себастиан нависал над ним, лежащим на кровати, и это немного шокировало, он никогда не позволял себе с Сиэлем таких вольностей в обращении, а тут явно что-то почувствовав, позволил.
- Хотели удержать? - предположил демон, склоняясь еще ниже.
- Что?! - тут же взвился граф, резко садясь и вынуждая того отстраниться хотя бы немного.
- Тогда зачем вам понадобилось совершать такое милое безумство в первый день весны?
- Букет рисовал, - буркнул граф и отвернулся.
- Что? - севшим голосом уточнил демон, понимая, что еще долго не сумеет разгадать по каким путям порой движутся просто непостижимая логика его господина.
- Букет для демона. Звезды, как цветы, белая краска, как сходящий снег и чтобы были похожи на подснежники, - выпалил Сиэль на одном дыхании, порываясь вскочить с кровати, но кто ж его отпустить-то, тем более после такого?
- Пусти! - требовательно бросил он, не оборачиваясь и дергая рукой, запястья которой обвили тонкие пальцы в перчаточной ткани.
- Нет, - тихо выдохнул слуга, дергая его на себя, и усаживая на колени, спиной к себе.
- Что ты себе позволяешь? - вяло возмутился Сиэль, но отбиваться не стал. Чего уж теперь-то?
@темы: яой, фанфики, аниме, Kuroshitsuji, PG
Очарование весны
Уничтожать кокучи раз за разом, днем за днем довольно нудное занятие, приедается, и очень быстро надоедает. Усталости уже нет, так как привык, научился справляться с тварями быстро и с минимальным расходом движений и как следствие энергии. Даже желание сбросить напряжение и попросту кому-нибудь вмазать быстро отошло на второй план, особенно когда такой возраст, когда меняешься чуть ли не каждую секунду, да так, что по утрам порой не узнаешь себя самого в зеркале, разгибаясь от раковины после чистки зубов и традиционной процедуры умывания. Казалось бы, переходный возраст начинается все же обычно раньше, лет в четырнадцать, а к шестнадцати годам, наоборот, уже идет на спад. Но Акира, как всем было давно известно, нормальным ребенком никогда не был, его все прелести этого периода посетили именно в самый разгар битвы за реальность, как высокопарно однажды назвал все это действо Хикоджуро, который до сих пор старался максимально привить классический вкус и взгляды своему юному господину. Не известно, как называл их битву сам Харуки, зато Акира и Кенго на этот счет выражались куда честнее, но соответственно менее цензурно. Ко их поддерживал. Широгане, как всегда, отмалчивался. А Айя в перерывах между локальными стычками с кокучи все порывалась загнать своих нерадивый одноклассников на занятия, что, понятное дело, прелести ей не предавало. Вот в таком все общем хаосе и бедламе началась для них первая совместная весна.
Акира никогда не считал приход весны, по официальным источникам начинающийся с распусканием первых цветков сакуры, чем-то фееричным и требующим отдельного упоминания. Но в этом году ускользнуть от праздника, как назвала это Айя, ему по понятным причинам не удалось. В парке было целая куча народу. Офисные работники и все кому не лень коллективно наблюдали за цветением нежно-розовых цветков на изящных веточках и явно получали удовольствие от самого процесса ничегонеделания. Акира смотрел на всех них со снисхождением. Настроение, несмотря на все, было довольно благостным, и даже Широгане как-то подозрительно притих и вот уже пару часов, как они все дружно развлекались на этом импровизированном пикнике, не пытался подколоть его или в очередной раз пристать с чем-нибудь извращенским. С одной стороны это напрягало, с другой ощутимо усыпляло бдительность, а с третьей, в которой Акира сам себе признаваться категорически не желал, немного, совсем капельку, огорчало. Все-таки он был бы не прочь подурачиться, но Широгане продолжал тихо мирно сидеть на своем краешке покрывала между Харуки и Ко и наблюдать за очередной перепалкой Айи и Кенго, которая в самое ближайшее время грозила перерасти в шумную ссору, других у этой парочки не бывало.
Акира лежал на спине и в какой-то момент поймал себя на том, что давно уже не смотрит на небо или цветущие деревья, а неотрывно буравит взглядом прямую спину, затянутую в ткань черного плаща, как в своеобразный панцирь. Как Широгане мог все еще не почувствовать этот взгляд, оставалось загадкой. Но отчего-то отвести его Акира не захотел, продолжая смотреть уже целенаправленно. Зачем? Ну, вот захотелось ему, чтобы Широгане обернулся и посмотрел на него. В переходном возрасте подростку хочется внимания, разве нет? Вот и ему его неожиданно захотелось. Вопросе только чего или кого его, но об этом Акира старался не думать, потому что убеждать себя в собственной гетеросексуальности было как-то привычней, да и казалось надежнее, что ли? Но эта черно-белая сволочь не оборачивалась. Даже Харуки уже обратил внимание на странное поведение Акиры, а Ко заметил его уже давно. Акира старался не смотреть на них, чтобы не отвлекаться от первоочередной задачи - заставить Широгане обернуться.
- Харуки, не хочешь пойти посмотреть на цветение сакуры поближе, - предложил Ко, вставая на ноги и протягивая руку мальчику, недоуменно посмотревшему на него с покрывала, - Идем, говорят это красиво.
- Я знаю, - отозвался Харуки и принял протянутую руку, позволяя широкой ладони Ко обхватить его изящную ладошку и тонкие пальчики, - Просто не думал, что братцу Ко тоже может нравиться цветущая сакура.
- Ну, как она может мне не понравиться, Хаару-тян, - уводя его за собой, пробормотал Ко, - Когда ты со мной?
Дальше Акира уже не мог их слышать, зато краем глаза заметил, как после следующей реплики щеки Харуки порозовели, и мальчик явно смутился. Но поразмыслить об этом он не успел, так как именно в этот момент Широгане обернулся.
- Заскучал? - тихо полюбопытствовал он, не двигаясь с места.
- Есть немного.
Оба вздрогнули, когда мимо с диким воплем пронеслась Айя, догоняющая улепетывающего со всех ног Кенго.
- Опять что-то не поделили, похоже, - пробормотал Широгане, провожая их взглядом, - Зачем ты на меня смотрел? - без перехода полюбопытствовал он, снова поворачиваясь.
- Просто так, - буркнул Акира, демонстративно прикрывая глаза ладонью.
- Какая жалось, - огорчился Широгане, - А я так надеялся, что ты просто решиться не можешь...
- На что?
- На признания в любви, конечно, - без смущения выдохнул он подчеркнуто томно.
- Так и знал, что ты долго не продержишься, - с чувством превосходства ухмыльнулся Акира, убирая от лица руку и снова принимаясь разглядывать лицо мило улыбающейся ему тени.
- Я так предсказуем? - притворно оскорбился тот, но оба понимали, что это только игра.
- Есть немного, - задумчиво произнес Акира, и все же сел, причем сам не понял, почему его лицо оказалось при этом так близко к лицу вроде бы не придвигавшегося к нему Широгане.
- Хочешь я тебя поцелую? - неожиданно посерьезнев спросил тот, не отрывая взгляда синих глаз от его лица, которое тут же вспыхнуло от столь неприличного предложения, но отскочить в сторону или врезать по лицу обидчику Акира отчего-то не спешил.
- Помниться, раньше тебе моего разрешения не требовалось, - проворчал он, оставаясь сидеть так, как сидел, не позволительно близко.
- А сейчас потребовалось. Ты против?
- Это странно, спрашивать такое у парня, тебе не кажется?
- Нет, не кажется. Если это парень, которого я люблю.
- Ты ведь притворяешься, что любишь. Это всего лишь такая игра.
- Ты так в это веришь?
- Да.
- Мне жаль тебя разочаровывать, но я могу соврать тебе во многом, но не в этом. В чувствах я предпочитаю быть искренним, - Широгане попытался все прояснить раз и навсегда, и оборвал себя лишь тогда, когда осознал, что парень его вовсе не слушает, а как завороженный наблюдает за движением его губ.
- Акира-кун? - тихо позвал он, но тот уже медленно склонялся к его губам, безумно медленно, словно сам не осознавал, что делал, но останавливать его Широгане, разумеется, не спешил. Когда прикосновение губ, казалось, уже было невозможно избежать, рядом раздался вопль.
- Акира, ты что делаешь?! - взвыл Кенго не своим голосом, прерывая такое хрупкое волшебство момента.
Широгане увидел, как Акира сморгнул, прогоняя наваждение, и даже успел разочарованно вздохнуть, когда тот, неожиданно ухмыльнулся, и все равно почти невесомо коснулся губами губа.
- Акира! - заорал Кенго во всю мощь глотки, на что его друг обернулся, пожал плечами и отбрил.
@темы: сенен-ай, фанфики, Monochrome Factor, аниме, PG
Рицка сидел за столом и честно пытался закончить вымученную с большим трудом курсовую по международным экономическим отношениям, но как тут писать, когда Соби где-то там, во многомиллионном муравейнике Токио, представляет свой дизайнерский проект на собрании директоров фирмы, в котором он работал? Да, никак. Особенно, когда все тело жжет изнутри мысль, что вечером наконец можно будет побыть вместе, это при том, что за эти две недели они виделись урывками, да и то не всегда. Да, писать выводы и обоснования было просто невозможно. Рицка закрыл на компьютере все «окно», и, отключив его, перебрался на кровать.
По потолку его комнаты порхали бабочки, нарисованные Соби. Красиво, какой раз за эти годы подумалось Рицке, и он прикрыл глаза рукой, согнутой в локте, чтобы не мешали вспоминать.
Соби пах мандаринами и чем-то снежным. Носил низко-срезанные джинсы на бедрах в любую погоду и никогда не боялся застудить поясницу. Он умел рисовать сотни бабочек, из которых ни одна не была похожа на другую. Иногда на него нападало поэтическое настроение, и он начинал говорить стихами, как самураи прошлых эпох, но никогда не записывал их, потому что тут же забывал. А еще Соби был самым лучшим Бойцом на свете. Его, Рицки, Бойцом. И он любил свою Жертву. Все еще любил, или может быть, если верить самому Соби, влюблялся каждый раз заново, днем за днем двигаясь по выдуманному или нарисованному им самим кругу.
- Рицка, - раздался голос брата из-за двери.
Юноша с неохотой вынырнул из воспоминания и хрипло отозвался.
- Входи.
Сеймей вошел в комнату, посмотрел на раскинувшегося на кровати младшего брата и лег вместе с ним, испытующе изучая расслабленное лицо. Рицка стал таким взрослым и таким красивым, порой у Сеймей захватывало дух, когда он видел эти огромные фиалковые глаза, длиннющие угольно-черные ресницы, стильную стрижку, с длинными прядками на затылке, и челкой, падающей на глаза. Тонкий, гибкий, иногда восторженный и очень сильный, Сеймею хотелось бы верить, что в этой твердости и несгибаемости младшего брата был и его вклад. В Рицку невозможно было не влюбиться, не будь он его младшим братом, может быть... Размышлять о невозможном было не в характере Возлюбленного, он и не рассуждал. Он просто знал это за собой, но уже давно не питал иллюзий.
- Ты думал сейчас о нем? - тихо спросил он, нарушая уют молчания.
- Да. Как ты узнал?
- Твоя сила Жертвы активизируется, стоит тебе вспомнить его, - печально отозвался Сеймей, поглаживая кончиками пальцев бархатистую кожу щеки младшего брата.
- Ну и что, - тут же напрягся тот, старший брат просто не мог не почувствовать это и поспешил успокоить.
- Нет, ничего. Просто удивительно. А я никак не могу привыкнуть, - примирительно произнес он и придвинулся ближе, чуть ли не касаясь губами плеча Рицки.
- Я тоже, - отозвался тот, переворачиваясь на бок, теперь братья почти соприкасались носами.
- К чему? - насмешливо поинтересовался Сеймей.
- К тебе.
- Я твой брат, - произнес он, растеряв всю смешливость, - И всегда буду им.
- Мне хочется верить в это, Сеймей, - печально отозвался Рицка, - Но я слишком долго привыкал считать тебя врагом, теперь трудно отвыкнуть.
- Я просто всегда любил тебя.
- Ты говорил.
- И не хотел, чтобы с тобой случилось плохое.
- Поэтому попытался отобрать его?
- Я ревновал.
- Странное чувство.
- Странное, - согласился Сеймей, - Но разве ты сам не испытывал его, ревнуя своего Бойца ко мне, когда я вернулся?
- Испытывал, - согласно опустил глаза Рицка, - Оно пахнет сыростью и почему-то порохом, как от того выстрела, который убил Нагису.
- У тебя всегда был такой тонкий нюх, Рицка, - старший брат поспешил перевести тему на более безопасную, вполне искренне восхитившись, - А чем пахну я?
- Когда-то в моих воспоминаниях ты пах солнышком и липовым цветом, - с тихой горечью отозвался он.
- А теперь? - внутренне подобрался Сеймей.
- Грозой, ландышем и какой-то терпкой горечью. Я не знаю этот запах, и он пугает меня.
- Ты боишься меня?
- Не тебя. Кого-то другого, мне все время кажется, что он притаился где-то глубоко внутри тебя и однажды снова вырвется на свободу.
- Не вырвется.
- Обещаешь?
Соби летел, словно на крыльях. Ни одобрение начальства, ни похвалы коллег и их тихая зависть в спину, ни круглая сумма, переведенная на его личный счет в качестве премии, не имели больше значения. Свобода. Вот что поддерживало в воздухе его крылья на своих восходящих потоках, увлекая все ближе и ближе к дому того, в которого, порой, он до сих пор боялся поверить. Ну не может фиолетовоглазое чудо со звучным именем Рицка принадлежать ему одному. Чем он заслужил такое счастье?
Подойдя к дому и быстро преодолев дорожку от калитки до ступеней крыльца, он неожиданно остановился. Усмехнулся, вспоминая, и быстро свернул в сторону, пересекая зеленую лужайку и обходя дом. Идея забраться к Рицке через балкон, как делал в самом начале их знакомства, обожгла воображение. Хотелось дурачиться, и быть подобным ветерку, кружиться, а точнее кружить в своих объятьях весело отбывающегося Рицку и больше ни о чем не думать, кроме любви и тихого личного счастья. Красивая мечта. Но ей не суждено было сбыться.
Братские чувства. Часть 1
Киви по вкусу похож на клубнику, хоть внешне больше напоминает крыжовник. Рицка еще в начале их знакомства недоумевал, откуда у Соби такие специфические пристрастия в еде. Вот и сейчас он вспоминал того незабываемого рубленного цыпленка с корнями лопуха, которым он кормил их с Юйко. Салат из киви, ананасов, бананов и нарезанной кубиками мякоти кокоса, залитый ванильно-йогуртовым соусом, действительно, оказался вкусным. Хоть Рицка по привычке, всегда напряженно относящийся ко всему новому, отказывался его есть. И, наверное, еще долго не решился бы попробовать, если бы Сеймей, вошедший вслед за ним на кухню, где вовсю хозяйничал Соби, не сел за стол и отважно взялся за палочки, кинул короткий взгляд на ободряюще улыбнувшегося и даже подмигнувшего ему Соби, и решительно снял первую пробу. Оказалось вкусно, было по лицу заметно. И Рицка тоже поспешил присоединиться к брату.
- Соби, - протянул младший Аояги, - А где ты так научился готовить?
- Нигде. Оно само пришло, - отозвался тот, не переставая улыбаться. Казалось, сегодня ничто уже не могло испортить его восторженно-смешливое настроение.
- Талантливый человек талантлив во всем, - философски обронил Сеймей, и еще раз быстро стрельнул глазами в сторону бывшего Бойца.
Рицка напрягся.
- Благодарю, - подчеркнуто вежливо склонил голову Соби.
- Сеймей, а когда вы были Парой, - неожиданно для себя спросил Рицка. Столько раз клялся, что никогда не станет спрашивать о чем-то подобном, и все равно не сдержался. Он резко оборвал себя, но и брат, и Соби уже испытующе смотрели на него, и под их взглядами пришлось закончить фразу.
- Соби готовил для тебя так же вкусно?
- Соби никогда для меня не готовил.
- Почему? - изумленно распахнул глаза Рицка. Да, стоит начать задавать вопросы и остановиться уже невозможно.
- Наверное, потому что не любил, - безразлично пожал плечами Сеймей. Уж что и умел Возлюбленный, так это держать лицо.
Рицка отвел глаза, слишком много прочитав в потемневших глазах старшего брата. И оба вздрогнули, когда с другой стороны стола раздалось хриплое.
- Любил, - едва слышно произнес Соби, на миг зажмурился, прогоняя давнее воспоминание, и вновь поймал взглядом глаза своей юной Жертвы, - Но это было в прошлом, Рицка. Не стоит ревновать.
- Я и не ревную, - так же тихо отозвался тот, - Просто привыкнуть не могу.
- К чему?
- К тому, что ты теперь полностью мой.
- Везет тебе, - не весело усмехнулся Семей, вмешавшись, - Моим он так и не стал.
- Но вы же были Парой! - воскликнул Рицка и даже вскочил на ноги, - Я ведь сейчас вовсе не об Ушках говорю, - добавил он уже тише.
- Я знаю, - мягко улыбнулся Сеймей, не двигаясь с места, - Но я Возлюбленный, люблю не я, любят меня. Мне не дано испытывать это чувство. Я выше его.
- Но ты же любишь меня!
- Ты - мой брат, Рицка. Это совсем другое.
- Вовсе нет! - не унимался тот. В уголках глаз сверкнули слезы. Рицка сам не понял, почему признание старшего брата так сильно его расстроило.
Рицка, - мягко произнес Соби, обходя его со спины и обнимая, - Ты делаешь больно и себе и старшему брату.
- А тебе?
- Не бойся сделать мне больно, - отозвался Боец, и послушно отстранился, когда его Жертва резко повернулась к нему лицом в кольце его рук.
- Соби! Что я тебе говорил?
- Что больше не желаешь этого слышать.
- Тогда почему ты все время это повторяешь?
- Потому что еще до этого, ты приказал мне никогда не врать тебе, Рицка.
Они замерли, сцепившись взглядами. Сеймей понимал, что сейчас было бы лучше просто встать и уйти, оставить этих двоих самих разбираться. Но он просто не мог отвести взгляд. Рицка вырос и теперь достигал макушкой Соби до подбородка, он смотрел на Бойца снизу вверх, выглядел намного моложе, и все равно трудно было бы ошибиться в том, кто в их паре главный. Не в боевой Паре Бойца и Жертвы, а просто в союзе двух любящих людей. Да, они любили, и он завидовал им.
Сеймей, - тихо произнес Рицка, не отрывая взгляда от Соби, - А если бы я не был твоим кровным родственником, ты смог бы полюбить меня иначе, чем просто брата?
- Я уже люблю, - губы оказались непослушными и куда честнее его самого.
- На самом деле я знаю его.
- Кого?
- Тот запах, который меня пугает в тебе.
- Похоти? - закусив губу изнутри и сжав под столом руки в кулаки до побелевших костяшек, уточнил Сеймей, считая, что знает ответ.
- Нет. Жимолость и лемонграс. Так было написано на упаковке. Мне было десять лет, а тебе только исполнилось пятнадцать, и на день рождения тебе впервые подарили свой личный мужской набор. Шампунь, гель для душа, что-то еще... я плохо помню. Тебе не понравился их запах, но, конечно, родителям ты ничего не сказал. За то он очень понравился мне. Помню, я уговорил тебя попробовать, ты вышел из душа и пах так вкусно, что я просто не мог тобой надышаться. Затащил к себе в комнату, уложил с собой в кровать. Помню, ты смеялся и поддразнивал меня, что мне уже десять лет, а я все еще боюсь засыпать один. А я просто хотел запомнить твой запах, такой терпко-горький и обволакивающий. Я взобрался на тебя, утыкаясь носом то тебе в грудь, то в шею, ты хохотал в голос и в шутку пытался меня оттолкнуть. Я ерзал на тебе, терся всем телом, ты был таким теплым, родным, ты пах так вкусно, мне хотелось... - то срываясь на сдавленный шепот, то переходя на крик, продолжал рассказывать и вспоминать Рицка, его протряхивало крупной дрожью, несмотря на руки Соби, продолжающего обнимать его. А Сеймей не отрывал взгляда от вздрагивающих плеч брата и молчал, - А потом ты перестал смеяться. Так резко, что я даже не сразу понял, что произошло, а потом... потом... я не помню, - беспомощно произнес он и стал обессилено опускаться на пол.
- Соби! - коротко вскрикнул Сеймей, но Боец и так успел вовремя подхватить обмякшую в его руках Жертву.
- Неси его наверх, - жестко скомандовал старший Аояги, проигнорировав испытующий взгляд бывшего Бойца.
- Что ты с ним сделал?
- Потому расскажу, - раздраженно бросил тот, - Давай сначала его уложим.
- Конечно. Но это будет долгий разговор, Сеймей.
- Я знаю.
Рицка лежал без чувств на большой кровати, на фоне его изящного тела, выглядящей еще огромнее. Сеймей сидел возле него и обеспокоено вглядывался в замершие и кажущееся сейчас такими спокойными черты.
- Что ты с ним сделал? - раздалось с другой стороны кровати, где так же вглядывался в Рицку Соби.
- Ничего такого, что ты подумал, - напряженно отозвался Сеймей.
- Ты не знаешь, о чем я думаю.
- Теперь не знаю. Но догадываюсь. А еще его обвинял в ревности, - ухмыльнулся ему в глаза тот.
- Я не ревную твоего брата к тебе, Сеймей, - ровно произнес Соби, - Я просто боюсь.
- Чего?
- Что однажды вы вместе переступите черту, за которой уже не будет возврата.
- Не переступим, - голос дрогнул, но сейчас это показалось уже не важным.
- Так что там произошло?
- Я возбудился. Сам не понял, как такое могло произойти от обычной возни. Да, мы всегда с ним так возились вечерами, а тут... и я тоже помню тот запах, может, дело было в нем, не знаю, - отрывисто начал рассказывать он и неожиданно замер, погружаясь в воспоминания все глубже и глубже.
- И что было потом?
- Рицка замер, когда увидел, что я не смеюсь больше вместе с ним...
- И?
- Я склонился и поцеловал собственного брата, - голос Рицки раздался неожиданно. И Соби и Сеймей оба тут же обернулись на него. А тот наоборот, неожиданно повернулся на бок и свернулся калачиком, крепко прижимая руки и колени к груди.
- Обнимите меня, - тихо попросил он, - Мне так холодно.
Кто бы смог отказать такому?
Сеймей опустился на кровать и обнял его со спины, прижимая к своей груди, а Соби лег с другой стороны, и Рицка сам разогнул ноги и зарылся лицом ему в грудь. Все трое напряженно замерли на секунду, а потом Соби стер все границы, вытянуть руки и обнял не только свою Жертву, но и Сеймея. Последний вздрогнул от прикосновения, но сейчас даже не подумал отстраниться.
- Ты потому испугался того, что сделал и забыл себя, Рицка? - тихо спросил Соби.
- Нет, - вместо него, отозвался Сеймей, - все случилось из-за меня. Я ответил на поцелуй...
- Нет! - запротестовал Рицка, - Все было не так.
- А как было, Рицка? - мягко подтолкнул его Соби, тепло дыша в макушку, - Расскажи.
- Это я во всем виноват. С самого начала. Только я.
- Не надо, Сеймей. Я же знаю.
- Рицка, прекрати, - снова перебил его старший брат, - Я старше, ответственность на мне.
- Вовсе нет. Ты просто не смог отказаться.
- Да, нет же! Я просто не хотел отказываться. В тот момент не хотел.
- Так что же произошло после поцелуя? - вмешался в перепалку братьев Соби.
- Ничего. Когда Рицка уже совсем дышать не мог, я прервал поцелуй. Думал, он расплачется, а он рассмеялся. Улегся на меня и уснул, причем мгновенно, я даже сообразить не успел. А утром мой брат проснулся совсем другим человеком. И в этом была моя вина. Я хотел все исправить, я думал, у меня получиться... - попытался объяснить Сеймей, но Рицка перебил его.
- Ночью пришла мама.
- Я только сейчас вспомнил... все вспомнил, - задыхаясь, начал тихо всхлипывать Рицка. Но слез не было. Соби привлек его ближе к себе, посмотрел на Сеймея и тот послушно придвинулся сам.
- Рицка?
- Она сказала, что воспитает из нас идеальную Пару. И что не имеет значение, что мы оба Жертвы, одному придется стать Бойцом и научиться не командовать, а подчиняться. Я ничего не понял, думал, она мне сниться, такой странный сон...
- А дальше? - мягко подтолкнул его Соби.
Сеймей просто не мог говорить, горло сдавило спазмом. Он понял, кажется, он все понял. Он винил во всем себя, Рицу-сенсея, Семь Лун, оказалось, не там искал.
- Она сказала, что будет легче сделать Бойцом меня, я младше, будет проще сломать еще не до конца сформировавшуюся личность,... я тогда так испугался, даже пошевелиться не мог, ни сказать, ни вскрикнуть. А она продолжала стоять над нами, улыбаться, и говорить... говорить так невыносимо, так громко.... А ты спал и ничего не слышал, а мне было так жутко, так больно, когда неожиданно она начала говорить нараспев... заклинания, да... теперь я понимаю, что это были заклинания, ...меня окружали какие-то странные вращающиеся вокруг нас светящиеся в воздухе буквы и этот запах, горький, терпкий, обволакивающий... я, кажется, закричал...
- Я думал, что мне просто приснился кошмар. А когда с утра обнаружил вместо брата, чужого человека, а вместо матери конченную истеричку, и вовсе забыл об этом.
- Ты проснулся?
- Да. И, кажется, применил силу Жертвы...
- Ты нарушил ход заклинания, и оно срикошетило по ней самой. Она хотела заменить личность младшего сына полностью, но не успела, потому что частично отраженное заклинание ударило по вам всем, так? - уточнил Соби.
- Я не знаю.
- Но это многое объясняет.
- И что теперь? - вмешался в разговор старших Рицка.
- Уже ничего, - глубоко вздохнув, произнес его Боец, целуя взъерошенную макушку.
- Поздно что-то менять, - пояснил Сеймей и тоже склонился ниже и очень осторожно зарылся носом в волосы младшего брата, и так и замер.
- Она скоро вернется с работы, - пробормотал Рицка, не выказывать ни малейшего недовольства поведением старших.
- Она уже давно совсем другой человек, - прошептал Соби уклончиво. Похоже, с последствиями той давней ночи им придется теперь разбираться уже втроем.
- Но кем она была, Бойцом или Жертвой? - не унимался Рицка.
Сеймей молчал, даже шевелиться было страшно. Ему было так тепло сейчас, так уютно, как было лишь в детстве вместе с младшим братом, не этим, другим, тем, первым. И его не смущало даже то, что сейчас его по плечу гладили тонкие пальцы Соби.
- Если хочешь, - задумчиво произнес Соби, глядя на обоих братьев из-под опущенных ресниц, - Я могу позвонить Рицу.
- Позвони.
- Хорошо, Рицка. Сейчас?
- Нет, позже. Соби?
- Да?
- А если я поцелую Сеймея, ты будешь ревновать?
- Нет, если Сеймей позволит и мне его поцеловать.
- Ага.
- Я еще не согласился, - подал голос старший Аояги, с видимой неохотой открывая глаза и приподнимая голову.
- Но ведь дашь? - обернулся к нему через плечо Рицка, и обезоруживающе улыбнулся.
@темы: сенен-ай, Loveless, фанфики, аниме, PG
Не приснилось
Исаки Рюичиро был красив, богат, капризен, невыносим. Но при этом далеко не глуп. И, да, у него была хватка, позволяющая успешно руководить модным издательством, неизменно занимающим передовые позиции в области печатных изданий. Поэтому, как считал сам Рюичиро, он мог себе позволить не только вызывающее поведение с некоторыми довольно известными и влиятельными людьми, как тот же Усами Акихито или его старший брат Усами Харухико, но и вести более чем праздный образ жизни. Все эти презентации, банкеты, рекламные туры в поддержку новых книг расхолаживали, хоть Иссака-сан и продолжал исправно выполнять свои обязанности модного издателя, после торжественной части он, как правило, мог себе позволить очень и очень многое. Поручая заботу об исполнении всех капризов, порой не только безумных, но и выходящих далеко за рамки общественных приличий, своему неизменному секретарю Асахина Каору. Порой у Рюичиро все же возникала мысль, почему Каору все еще терпит его. Неужели только потому, что когда-то семья Иссака приняла его как сына, после гибели его родителей в автокатастрофе. Почему-то от этих мыслей стаовилось грустно. Грустить Рюичиро не любил, он вообще считал, да, по сути своей, был человеком легким и не любил подолгу задумываться и переживать о чем-либо. Не смотря на столько лет дружбы, Каору был для него закрытой книгой, причем без единого шанса открыть её когда-нибудь. Чтобы он не делал, какие бы глупости не совершал, как бы раз за разом не испытывал терпение своего друга, а по совместительству секретаря, все было бесполезно. Каору лишь сурово поджимал губы, строго смотрел на все его ужимки и продолжал максимально качественно и невозмутимо делать свою работу. Только и всего.
Рюичиро сам не знал, почему в последнее время эти давно установившиеся чисто профессиональные отношения, стали так раздражать его, вплоть до тихого бешенства. Если раньше он капризничал и дурачился просто так, то сейчас стал делать это целенаправленно, словно проверяя на стойкость терпение Асахина. Но, казалось, Каору ничем не проймешь.
Сегодня раздражение с трудом удавалось скрыть за привычной легкой манерой общения. Рюичиро исправно общался с нужными людьми, сыпал остротами направо и налево на презентации нового романа Суми-сенсея. Но в душе все кипело, бурлило, а к концу вечера даже булькало. Конечно, Каору неизменно держался все время по близости, но как же Рюичиро бесил его бесстрастный вид! Хотелось сделать или сказать что-то настолько безумное, чтобы раз и навсегда растопить эту холодность, стереть эту бесстрастность, взломать ко всем чертям эту запертую на все замки книгу и прочитать.... Вот только что конкретно он хотел найти на её страницах, Рюичиро пока еще не определился.
Кульминация наступила в гостиничном номере после презентации и затянувшегося фуршета.
- Выпьете? - ровным голосом предложил Каору, подходя к встроенному в стену мини-бару.
- Не хочу, - капризным тоном маленького ребенка отозвался Иссака-сан.
- Может быть, заказать поздний ужин?
- Неа.
- Хорошо. Что бы вам хотелось? - так же бесстрастно поинтересовался Асахина, разглядывая плюхнувшегося поперек кровати Рюичиро с видом ученого, разглядывающего через призму увеличительного стекла гусеницу.
- Секса, - выдохнул тот в потолок, внутренне ликуя. Что станет делать его безупречный секретарь теперь?
- Девушку или юношу, - даже не изменившись в лице, уточнил тот.
- Мужчину, - отозвался Рюичиро, радуясь, как ребенок, наконец получивший давно выпрашиваемую конфетку. Теперь-то уж точно должно пронять!
- Даже так? - все тот же бесстрастный тон. Это злило, да еще как!
- А что в этом такого? - деланно равнодушно произнес Иссака-сан, - Положение обязывает быть большим боссом. А, может быть, порой мне тоже хочется кому-нибудь поподчиняться?
- Вот как?
- Ну, что ты заладил?! - взвился он, сел на кровати и сверкнул глазами в сторону подчиненного, - Да, так! И что с того?
- Ничего. Будет не так просто найти подходящую кандидатуру.
- А что здесь трудного? Мне просто нужен симпатичный парень, который будет в меру нежным со мной, - все еще кипя от негодования, выпалил он.
- В меру?
- Конечно, - злость требовала выхода, хотя бы в словах, пусть и откровенно пошлых и ему не свойственных, - Я же не хочу, чтобы какой-нибудь бугай порвал мне задницу.
- Как вы вульгарны.
- Я просто зол.
- Я вижу. Из-за чего?
- Не важно. Просто... - начал он, но был перебит подчиненным.
- Идите в душ, Иссака-сан. Я решу вашу проблему.
- Ага, - тут же стушевался Рюичиро, он как-то не думал, что Каору воспримет это его дурачество всерьез. Но не отступать же сейчас?! К тому же ему, действительно, давно было интересно узнать, каково это принадлежать кому-то, пусть и не надолго. Поэтому он послушно стянул с шеи галстук, скинул пиджак, и просто не смог не добавить из вредности, - Ты уж постарайся. Не найдешь, хоть сам исполняй!
- Я подумаю об этом, Иссака-сан, - холодно бросил секретарь и вышел из номера, оставив издателя в недоумении и тихом ужасе от совершенного.
Не то чтобы Рюичиро было страшно, просто вся ситуация несколько напрягала, как бывает, пугает все незнакомое и неизведанное. Хотелось верить, что ему все же понравиться, тем более он знал массу людей, которые предпочитали именно такой вид секса, но попробовать самому как-то еще ни разу не доводилось, оставалось надеяться, что его партнер на одну ночь, окажется куда опытней в таких делах. Зная Асахина, так и будет, просто не может быть иначе. Душ был контрастным, но избавиться от ощущения, что все, что должно произойти с ним сегодня, не более чем какая-то игра, не помог, хоть и хотелось. Тщательно просушив волосы полотенцем, а потом и феном, Рюичиро глубоко вздохнул и вышел из ванной комнаты.
В номере свет был приглушен, создавая приятный полумрак. На стеклянном столике на колесиках стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом. А в кресле напротив сидел не кто-нибудь, а Асахина Каору собственной персоны.
- Ну и где же свечи? - с трудом справляясь с дрожью в коленях, хрипло осведомился Рюичиро.
- Не нашел.
- И парня другого, надо думать, тоже.
- Даже не пытался.
- Все еще хочешь подчиняться сегодня? - фамильярное обращение впервые за все эти годы прозвучавшее от Асахина, не обрадовало, но удивило - это точно, и отчего-то показалось очень приятным, и даже интимным. Иссака-сан с трудом сглотнул, не отрывая взгляда от бесстрастного лица Каору, и послушно приблизился. Внутри все то замирало на самой высокой и пронзительной ноте, то обрывалось, погружаясь в какую-то неизведанную ранее бездну.
Когда теплые пальцы обвили запястье, он вздрогнул, но когда рука секретаря, друга и возможно любовника, потянула его ближе, послушно опустился к нему на колени, обхватывая одной рукой за шею, другой подцепляя со столика наполненный шипучим напитком хрустальный фужер.
Звон хрусталя раздавшийся от соприкосновения двух фужеров, показался начальными аккордами реквиема. Иссака-сан сделал глубокий глоток, не рассчитав свои силы, из глаз брызнули слезы, нос зачесался, и он неожиданно чихнул, расплескав шампанское на брюки крепко обхватившего его за талию Каору и на свой собственный халат.
Прокашлявшись, он поднял все еще слезящиеся глаза на секретаря и так и замер, потому что тот улыбался. Тепло и искренне, как не улыбался уже очень давно, только когда-то в детстве. Рюичиро уже хотел съязвить или сказать еще какую глупость, как неожиданно для себя самого расплылся в улыбке от уха до уха, склонился к лицу Каору, крепко удерживающего его, и, замирая от непривычной робости, коснулся влажных от шампанского губ губами, медленно очертил их контур языком, не закрывая глаза, не желая упустить ни одной эмоции на еще недавно таком бесстрастном лице и был вынужден крепче обхватить того за шею, когда Каору резко подался вперед и углубил поцелуй, завладевая его губами и лишая остатков робости, недосказанности, смущения. И, да, только сейчас Рюичиро на самом деле понял что, а точнее кого он так желал все это время.
- Не боишься? - тихо спросил Каору, с явной неохотой отрываясь от его губ.
- Нет. А должен? - прищурив глаза от удовольствия, полюбопытствовал Рюичиро.
- Ты сам напросился, - заметил Асахина, распахивая халат и обхватывая ладонью его уже полувставший член. От неожиданности Иссака вскрикнул, влепляясь в его плечи так, что на утро, наверное, останутся синяки, но даже не успел толком закончить мысль, так как его ртом снова завладели властные губы, и думать стало просто невыносимо, немыслимо, кощунственно. Как можно чувствовать себя так раскованно и бесстыдно в объятиях другого мужчины, Рюичиро не понимал, да и не желал понимать, он просто желал лишь одного - чувствовать. А всякими заморочками с психологической подоплекой можно будет озаботиться и завтра, или после завтра, или еще когда-нибудь. Не сейчас. Только не сейчас.
Выгибаться под лаской умелых рук было не просто восхитительно, а волшебно, удивительно, так чувственно и сладко, что он сам не заметил, как пальцы Каору, смазанные чем-то приятно пахнущим и вязким, проникли в него, растягивая, подготавливая, безмолвно прося не зажиматься, раскрыться, впустить. Но Рюичиро уже не мог думать ни о чем, кроме терпкого, как запах смазки, и сладкого как припухшие губы Каору, наслаждения, захватившего его целиком и полностью. И да, он был податлив, послушен, открыт. Он раздвигал ноги, двигался за выскальзывающими из его тела пальцами, чтобы в тот же миг, получить их снова в себя, так глубоко, как только могли достать. И это было прекрасно, волнующе... и чертовски больно! Но к тому моменту, когда Каору стал медленно погружаться в него мелкими толчками, покачивая бедрами и стремясь максимально уменьшить боль, останавливаться не желали ни тот, ни другой. Рюичиро кричал, хрипел, задыхался. Метался под ним, а потом неожиданно успокоился, и осознал, что Каору уже полностью внутри него и напряженно замер над ним, не решаясь двигаться. Его лицо с крепко зажмуренными глазами казалось восковой маской, замершее, неподвижное, лишь скрип зубов выдавал причину такой неподвижности мимики. Он сдерживал себя, но Рюичиро даже представить себе не мог, чего это ему стоило. Тогда он до алых полос на коже вцепился в широкие плечи друга и сам двинулся ему на встречу. Вот тогда Каору не просто застонал, закричал, громко, гортанно, отчаянно и стал двигаться, глубоко, резко, вбиваясь в его тело все сильнее и жестче, пока Рюичиро тоже уже не мог просто стонать, а стал вскрикивать от острого наслаждения с каждым новым толчком внутри его тела. Это было так... так... слов не было, лишь крик, стоны и наслаждение...
- Доброе утро, Иссака-сан, - ровный голос секретаря пробивался в сонный и разморенный мозг Рюичиро, словно через ватные затычки в ушах или наушники. Промычав что-то между «отвали» и «да-да, сейчас встану» он все же с трудом разлепил глаза и так и замер. Асахина свежий и подтянутый, в брюках и рубашки (хоть без галстука и то хлеб!) подкатил к кровати сервированный на двоих столик и демонстративно положил рядом с тарелкой свежую газету.
- Это что? - хриплым голосом спросил Иссака, приподнимая с подушку взлохмаченную голову.
- Завтрак, - бесстрастно отозвался тот. Перед глазами всплыли совсем уж неприличные видения прошлой ночи. «Что происходит?» - единственный вопрос, который занимал его сейчас. Не могло же ему все присниться, тогда бы задница так не ныла, правда?
- Не мог подождать пока я проснусь, прежде чем вставать, - капризно проворчал Рюичиро, в общем-то, не надеясь на какой-нибудь стоящий ответ, и честно попытался сесть. Было немного болезненно, но не настолько, как он было подумал. Иссака скривился и отбросил простынь, вставая.
- Хорошо, - неожиданно покладисто отозвался Каору, - В следующий раз я учту это, - и неожиданно улыбнулся, открыто и тепло, как вчера.
Не задавай глупых вопросов
- Мияги?
- Хм... - неопределенно отозвался профессор, увлеченный статьей в еженедельном филологическом журнале о выставке редких книг.
- А почему люди занимаются любовью в наручниках, с завязанными глазами?..
- Потому что им нравится... - отстраненно отозвался тот, и тут до него дошло, - Что?! - изумленно воскликнул профессор, забыв и про статью, и про редкие книги.
- Я читал... - неопределенно ответил Шинобу, стоя к нему спиной и вроде как пытаясь приготовить очередной кулинарный шедевр.
Он продолжал все так же преувеличенно старательно шинковать капустные листья и алеть ушами, выглядывающими из пепельных прядей, пока сбоку от него не остановился Мияги, опираясь одной рукой на кухонный стол.
- Ну и к чему был этот вопрос? - требовательно вопросил Ё так и не дождавшись иной реакции на свое появление, кроме предательски заалевших щек.
- Ни к чему, - старательно сохраняя на лице невозмутимую мину, отозвался тот, перекладывая нашинкованную капусту в сковороду, - Просто любопытно.
Но Ё, понятное дело, такой ответ вовсе не удовлетворил. Он придвинулся совсем вплотную и уткнулся носом в тонкую шейку, жадно втягивая запах молока и апельсиновых корок. Решительно Мияги нравилась туалетная вода Шинобу.
- Мияги! - сдавленно пискнул мальчик, отбрасывая кухонные приборы, которые сжимал в руках.
- Хочешь попробовать? - провокационно полюбопытствовал профессор, обдавая дыханием нежное ушко, развернул его к себе за плечи и впился в шею губами, довольно болезненно, но от этого не менее возбуждающе.
- Мияги, - беспомощно простонал парнишка, послушно выгибая шейку, чтобы взрослому любовнику было удобнее.
- Ну, так как? - зализывая покрасневшее местечко, на потрясающе чувствительной к его ласке коже, прошептал он.
- Я не знаю! - воскликнул Шинобу, резко откидывая голову и потянувшись за поцелуем.
- Если захочешь, только скажи, - хитро прищурился профессор и, как ни в чем не бывало, развернулся, возвращаясь к своему любимому дивану.
- Мияги! - тут же очнулся Шинобу и кинулся за ним.
- Да-да, - весело выгнул брови тот, разглядывая гневно сопящего мальчишку.
- Хочу! - требовательно бросил он, пунцовый от смущения, но отчаянно не умеющий отступать и сдаваться.
- Хмм... - насмешливо протянул профессор, - Ну и где мы возьмем реквизит?
От такого заявления Шинобу окончательно смутился и сник, разговор был исчерпан.
На следующий день Мияги вернулся домой как обычно, но Шинобу не обнаружил, и это притом, что сегодня у его университетской группы занятия заканчивались довольно рано. Это напрягало. Мияги промаялся неизвестностью несколько часов. Звонить казалось бессмысленным и очень не зрелым поступком. В конечном итоге, может у парнишки встреча с приятелями или какие-нибудь неотложные дела в доме родителей? Но когда он был уже близок к тому, чтобы нажать на телефоне кнопку автодозвона, в двери повернулся ключ и в квартиру вошел подозрительно задумчивый Шинобу. Мияги тут же захлопнул телефон, откладывая его на край стола, и с трудом сдержал легкое раздражение и вопрос «где ты был?», царапающий горло.
- Я дома, - отрешенно обронил Шинобу, проходя и опускаясь на другой стороне дивана, ставя на пол сумку. Мияги окинул напряженную фигурку долгим взглядом, ответного взгляда не дождался и глубоко вздохнул.
- Ну и что на этот раз?
- А? - нервно зажав ладони между коленей, ощутимо вздрогнул Шинобу.
- Что опять случилось?
- Ничего.
- Вот как? - нахмурившись еще больше, уточнил Мияги, поведение Шинобу ему совершенно не нравилось.
- Да, - отрывисто кивнул мальчик.
В повисшей тишине, казалось, можно было услышать гулкие удары его сердца. Мияги тоже не спешил нарушить паузу. Он повернулся к Шинобу в пол оборота и закинул руку на спинку дивана. Мальчик кусал губы и разве что не дрожал от напряжения. Ну вот почему с этим ребенком никогда не получалось как у людей?
- Если ты будешь продолжать отмалчиваться, мы так ни к чему и не придем, - подозрительно ласково обронил Мияги.
Шинобу вздрогнул от звука его голоса, глубоко вздохнул и, не сказав ни слова, поднял с пола свою сумку, расстегнул, вынул какой-то пестрый пакет и протянул Мияги, старательно на него не глядя. Не долго думая профессор вынул из трясущихся пальцев злополучный пакет, который, похоже, и был всему виной, обхватил запястье юноши, потянул на себя. Под пальцами бешено бился пульс. Шинобу послушно придвинулся, прижимаясь к его теплому боку, и судорожно вздохнул, когда Ё зарылся носом ему в волосы и тихо прошептал.
- И почему у меня ощущение, что это очередная глупость?
Шинобу тихо всхлипнул, прижимаясь плотнее.
- Ну, посмотрим, - прокомментировал Ё, вытряхивая на колени содержимое пакета.
Да, пожалуй, больше всего его впечатлили наручники с меховой отделкой. Кроме них там оказалось несколько шелковых лент - две черные, одна алая, темная, плотная повязка на глаза и маленький тюбик специализированного крема.
- Та-а-ак, - протянул Мияги, замаскировав прорывающийся смех за кашлем, - Так, значит, ты все же решила попробовать?
Шинобу вцепился пальцами в его руку и коротко кивнул.
- Хорошо, - Мияги резко поднялся, - Идем, - вздергивая мальчика на ноги.
- Сейчас? - недоверчиво распахнул глаза Шинобу.
- А когда еще? - невозмутимо отозвался тот, целенаправленно ведя его в сторону спальни.
Сказать, что Шинобу было страшно, значит, ничего не сказать. Зубы приходилось сжимать до боли, чтобы они не выдали его своим стуком. Он сам пожалел, что все это затеял. Но было бы безумно глупо признаться в этом Мияги сейчас, когда тот заставил его снять рубашку и сосредоточенно перевязывал запястья алой лентой. Чем его не устроили наручники, Шинобу не знал, но спросить просто боялся. Это было непривычно и странно, лежать перед возлюбленным с закинутыми руками, привязанными запястьями к изголовью кровати.
- Не туго? - хрипло спросил мужчина, не сильно дергая за ленту.
- Нет, - отрицательно помотал головой парнишка и отчаянно зажмурился, когда на его глаза легла повязка.
Закончив, Мияги придирчиво оглядел дело рук своих и просто не смог сдержать плотоядной ухмылки. Действительно, заводило, и еще как! Он почти невесомо пробежался кончиками пальцев по впалому животику, вздрогнувшему и непроизвольно втянувшемуся под прикосновением. И задумчиво произнес.
- Знаешь, почему люди позволяют сделать с ними такое?
- Нет, - отрицательно помотал головой по подушке Шинобу.
- Это показывает доверие партнеров друг к другу.
- Ты веришь, что я не причиню тебе вред, - прошептал Мияги, склоняясь и обдавая горячим дыханием впадинку пупка.
- Что не сделаю больно, - продолжил он, исследуя поцелуями животик и дорожку волосков, исчезающих под поясом брюк. Пуговка и звук раздергиваемой молнии прозвучал закономерно. Шинобу подобрался в предвкушении.
- Что, не смотря на твою беспомощность передо мной, - нашептывал Мияги, стягивая с узких бедер брюки вместе с бельем, Шинобу помогал ему в этом, как мог, - Ты не боишься.
- А еще, - тихо и проникновенно выдохнул он, целуя головку уже напряженного члена, - Когда человек вынужденно лишается возможности видеть, - обвел языком уздечку, прошелся губами по всей длине, смакуя запах и вкус желания, обхватил ладонью яички, лаская, наслаждаясь тихими постанываниями мальчика, и закончил прерванную фразу, - Другие его чувства обостряются, - коротко хмыкнул профессор, видя как Шинобу вскидывает бедра в непроизвольном желании прижаться к его губам.
Он не спешил дать ему то, что он хотел, лишь потому, что было в этом что-то невыразимое длить и длить возбуждение как свое, так и нетерпеливого в своей юности мальчика, вынуждая того трепетать даже от самого легкого прикосновения. Он ласкал его неторопливо, наслаждаясь то тихими, едва слышными, то пронзительно громкими стонами. Гладил пальцами бедра, целовал и вылизывал пупочек, спускаясь к члену, вот только жадному до ласк Шинобу этого уже было недостаточно.
- Мияги, - всхлипнул он, задыхаясь, мечась по подушке и не имея возможности заставить мужчину прижаться ближе, резко согнул ноги в коленях, ускользая от волнующих и доводящих до исступления рук и губ.
- Пожалуйста, - взмолился он, дергая связанными руками и сжимая пальчиками ног простыни, - Не мучай меня больше!
- Неужели ты не можешь потерпеть еще чуть-чуть? - хрипло рассмеялся Мияги, выдавливая на ладонь смазку и обильно смазывая себя, прекрасно осознавая, что и сам уже на пределе.
- Не могу! - всхлипнул Шинобу, тут же обхватывая его талию коленями, когда мужчина накрыл его тело собой, - Я хочу чувствовать тебя внутри... - совсем тихо прошептал он, и нетерпеливо выгнулся, насаживаясь на начавший проталкиваться в него член, - Глубже!
- Черт! Как же сильно я люблю тебя! - простонал Мияги, окончательно лишившись своего хваленого самоконтроля, и стал двигаться резко и глубоко, вышептывая в покрасневшее ушко какие-то смущающие глупости, краем сознания ощущая легкое разочарование, что не может ощутить пальчики и ноготки своего мальчика у себя на спине.
- Я люблю тебя, Мияги! Я тоже тебя люблю! - закричал Шинобу так громко, что, наверное, стало слышно даже соседям, и бурно кончил, заливая их обоих спермой, в тот момент, как ощутил глубоко внутри себя обжигающе-горячее семя Мияги.
Не успев еще толком отдышаться, Ё первым делом развязал его и привлек к себе, сдергивая с глаз повязку. Лежать вот так, обнявшись, было не менее приятно, чем утопать в страсти друг друга. Профессор обнаружил это совсем не давно, лишь когда Шинобу окончательно переехал к нему после поступления в университет. И просто не желал упускать момент. Душ можно было принять и позже. Тем более, после того, как Шинобу так удачно потянуло на эксперименты в постели, в голове профессора засела волнующая мысль, сделать водные процедуры совместными.
- Мияги, - поднял голову с его плеча немного отошедший Шинобу.
- Ммм...
- А, правда, что нельзя верить словам, сказанным во время секса?
- Наверное.
- Значит, ты мне врал, когда сказал, что любишь?
- А ты мне?
- Разумеется, нет!
Хотя бы четырнадцать
- Харуки, не бойся, - тихо рассмеялся Ко, поглаживая мечущегося по постели мальчика под коленом, - Это нормально.
- Нормально?! - пронзительно вскрикнул мальчик, из огромных темно-серых глаз прыснули бессильные слезы, - Мне горячо... все тело горит, кости, словно пластилиновые, - исступленно зашептал он, - Я не знаю, что со мной и... ты так близко...
- Хочешь, чтобы я помог тебе? - придвигаясь ближе, мягко спросил мужчина. Уж он-то знал, какой недуг одолевает его маленького спутника.
- А это...
- Нет. Не беспокойся, - поспешил заверить его Ко, - Это не больно, даже приятно. Обещаю.
- Правда? - всхлипнул Харуки, продолжая метаться по сбитым простыням.
- Ты во мне сомневаешься, Хаару-тян? - притворно огорчился Ко, склоняясь над ним и заглядывая во влажные глаза, манящие свое глубиной.
Харуки совсем недавно исполнилось тринадцать, и нынешнее его состояние было вполне закономерно, вот только у него не было ни отца, ни старшего брата, которые могли бы ему объяснить, почему по утрам простыни бывают влажными, а ночами тело порой становиться чужим, непослушным и таким чувствительным, что прикосновение прохладных простыней не облегчает страдания разгоряченной кожи, а только усугубляет их. Да, Харуки просто некому было рассказать о таких постыдных вещах, пока однажды ночью к нему не решил в очередной раз без спроса и, как водиться, через окно, наведаться братец Ко.
Ко просто не смог сдержать улыбки, когда застал Харуки невероятно возбужденным, но совершенно не знающим, что с этим делать. Тело требовало движения, действия, хоть что-то, хоть что-нибудь!..
- Не бойся, - еще раз прошептал мужчина на ушко раскрасневшегося мальчика, - Я покажу, как достичь облегчения, хорошо?
Харуки лишь отрывисто кивнул и неожиданно обхватил склоненного над ним парня за шею.
- Только не оставляй меня одного, - всхлипнул он придушено, зарываясь лицом в напряженную шею Ко, - Мне так страшно...
- Не бойся, малыш. Я с тобой, - с трудом сглатывая образовавшийся к горле ком, выдохнул тот в повлажневший от пота височек мальчика, в то время как его рука заползла под резинку пижамных штанишек. Пальцы сомкнулись на мальчишечьем члене, болезненно твердом, но просто восхитительно бархатистом и нежном. Харуки пронзительно вскрикнул и выгнулся под ним дугой, всем телом рванувшись в прикосновение.
- Тсс... - зашептал Ко, - Тише малыш. Ведь уже не больно... нет? - принялся увещевать он, скользя пальцами по всей длине, обводя большим пальцем головку и оттягивая кожу.
- Это так странно, - всхлипнул Харуки отрывисто, скребя пальцами по черной коже модной куртки мужчины, смять ее у него просто не получалось.
- Не больно? - скользя губами по височку и скуле мальчика, прошептал тот.
- Нет. Это... приятно! - начал мальчик и сорвался на глубокий, гортанный стон.
- Черт! - выругался Ко сквозь зубы, но не на секунду не замедлил движения руки члене мальчика, - Если ты не прекратишь так стонать... начал он, но вовремя прервал себя, заканчивая совсем не так, как мог бы, - Нас могут услышать слуги.
- Они в другом крыле... - не прошептал, прокричал Харуки, отчаянно вторя каждому движению пальцев мужчины каждой частичкой тела, - И я не могу... не могу молчать!
- Это плохо, - хриплым до неузнаваемости голосом, произнес Ко, поднимая голову и вглядываясь в шальные серые глаза, - Ты очень красивый, Харуки.
- Правда? - радостно улыбнулся ему мальчик пересохшими губами. И неожиданно напряг руки, практически повисая не Ко и вынуждая склониться ниже, - Я рад, что нравлюсь тебе, - выдохнул он и снова пронзительно вскрикнул, запрокидывая голову, и даже испугаться не успел, когда его рот накрыли жесткие губы, лишая возможности не то что кричать, стонать, так страшно было прервать это незабываемое чувство, пронзительное в своей невинности и щемящей трепетности, отозвавшийся где-то глубоко внутри так, что бедра мальчика резко взмыли вверх над простынями, вслед за ласкающей член рукой, и на пальцы мужчины выплеснулась горячее, вязкое семя.
Харуки обмяк, как безвольная марионетка, лишившаяся поддержки ниточек, бессмысленно глядя в потолок все такими же огромными, словно черные дыры космоса, глазами. Ко с сожалением всмотрелся в бессмысленное лицо мальчика, глубоко вздохнул, словно с трудом удерживая себя от чего-то и сел на кровати спиной к Харуки. Пальцы правой руки были перепачканы и он хотел уже вытереть их о простынь, прежде чем затянуться такой желанной сейчас сигаретой, но не удержался. Поднес ладонь к губам, с какой-то непонятной жадностью втянул запах мускуса и утоленного желания и стал слизывать белесые потеки. Это было какое-то запредельное удовольствие. Давно Ко не испытывал ничего подобного. И дело было вовсе не в воздержании, которого не было и вовсе, он всегда знал с кем и когда можно приятно провести время и предпочитал не отказывать себе в удовольствии. Просто, Харуки был чем-то настолько эфемерным и, еще совсем недавно, недоступным, что удержаться было очень сложно. Он и не удержался.
- Братец Ко, - раздался из-за спины хриплый голос, - А как же ты? - на бедро легла узкая ладошка, а в лицо заглянули взволнованные темно-серые глаза.
- Я? - недоуменно посмотрел на него мужчина, вынимая из внутреннего кармана сигареты и зажигалку.
- Разве ты не хочешь? - тонкие пальчики скользнули на внутреннюю сторону бедра, поползли выше. Приятно. Про то, что возбуждающе, лучше и не думать вовсе, потому что нельзя. Тринадцать лет - это не возраст, это недоразумение.
- Не стоит, - перехватил его за запястье мужчина, убирая от своей промежности пока еще неуверенную и робкую ладошку.
- Но ты же хочешь! - отчаянно краснея, воскликнул Харуки и, Ко сам не успел понять как, оказался у него на коленях, стискивая коленями бедра.
- Харуки! - воскликнул он, забывая и про сигареты, но мальчишка лишь сильнее прижался к нему и стиснул пальцы у него на плечах.
- Ты сказал что не оставишь меня одного, - чуть не плача прошептал мальчик ему в губы, прижался к ним, и замер, не зная, просто не представляя, что можно сделать еще. Тонкие пальчики гладили затылок, шею под жестким «ежиком» волос, колени до боли стискивали бедра, и к груди прижималась не узкая мальчишечья грудь, а словно бы одно большое сердце, бьющееся отчаянно и молящее. Но нужно было сдержаться... нужно... тринадцать... ками-сама, ему всего тринадцать! Поцелуй был горьким и соленым одновременно, кажется Харуки все же заплакал, но так радостно рванулся навстречу, когда Ко раздвинул нежные губы и скользнул в теплый влажный ротик языком, что останавливаться уже не имело смысла.
- Давай договоримся, Хару-тян, - лукаво улыбнулся Ко, наконец оторвавшись от уже задыхающегося в поцелуе мальчика, но отчаянно не желающего его прерывать самому.
- О чем? - насторожился тот, укладывая голову ему на плечо и прижимаясь губами к шее.
- Что мы не будем больше так делать...
- Тебе не понравилось, да? Потому что я еще маленький? - дрожащим голосом проговорил тот, поднимая голову и испытующе глядя в посерьезневшее лицо мужчины.
- Пока тебе не исполниться хотя бы четырнадцать, - закончил фразу Ко и еще раз, но уже совсем невесомо, поцеловал припухшие от предыдущего поцелуя губы, которые мальчик тут же поспешил облизать.
- А когда исполниться?
- Тогда я смогу научить тебя чему-нибудь более интересному.
@темы: яой, фанфики, Monochrome Factor, аниме, NC-17
Языковой барьер
Да, Мияги совершенно не рассчитывал, что поступление Шинобу в университет и окончательный переезд к нему, под предлогом, что дескать и до места учебы от квартиры профессора ближе, и Ё сможет иногда его подбрасывать на ранние пары, да и вообще он с ним ладит куда лучше, чем с сестрой и её новым мужем, которые теперь стали жить в особняке вместе с родителями юноши, так сильно повлияет на их отношения. Раньше они встречались урывками, изредка позволяя себе даже свидания в общественных местах, но все это проходило в атмосфере жесткой конспирации и вообще случалось не так часто как им обоим того хотелось, но, видимо, в этом и была вся острота. Сейчас эта сторона отношений канула в безвестность, зато появилась совсем другая. Нет, Мияги, конечно, отдавал себе отчет, насколько Шинобу моложе, и что сейчас находится в самом интересном возрасте, когда гормоны разве что из ушей не лезут, но секс по несколько подходов за ночь не в зависимости от дня недели и насколько рано им обоим утром вставать, выматывал просто страшно. Но хуже всего было то, что он, как старший, мог бы это пресекать на корню, если бы к тому времени, когда Шинобу начинал ненавязчиво, смущаясь и краснея, ластиться к нему в постели, у него напрочь не сносило крышу от близости юного тела, которое невозможно было не желать.
Камидзе орал на него каждый день. Просто нервы у Хироки уже сдавали, когда вместо того, чтобы заниматься рукописями, которые только недавно им прислали из другого университета, Мияги в наглую клевал носом на рабочем месте и заставить его работать было просто нереально, хоть доцент и честно пытался это проделать и не раз. С этим надо было что-то делать, причем срочно. Разговор с Шинобу назревал давно, но Мияги никак не удавалось поймать момент, когда можно было его начать. Он решил - сегодня, укладываясь в постель и ощутив, как к боку прильнуло горячее юное тело и все мысли, что были на тот момент в голове профессора, сразу стали казаться просто до невероятности лишними. Но он мысленно отвесил себе оплеуху, и прежде, чем Шинобу потянулся за поцелуем, перехватил тонкое запястье, прижимая к подушке возле головы юноши.
- Нам надо поговорить, - очень серьезно произнес Ё, нависая над юным любовником.
- О чем? - пискнул тот, в серых глазах еще не появился настоящий испуг, но Мияги отчетливо ощутил, как напряглось тело парнишки под тонкой простыней, разделяющей их.
- О сексе.
Да, то, как мучительно покраснел юноша под этим его взглядом и от этих слов, стоило того, чтобы отказаться от привычного начала ночи.
- Я делаю что-то не так? - тихо выдохнул Шинобу, глядя в глаза Ё просто огромными глазами, в уголках которых начала быстро скапливаться соленая влага.
- Но я стараюсь. Честно.
- Я заметил.
- Если ты хочешь как-то по-другому, я могу... - зачастил юноша, но был перебит профессором.
- Почему каждый день?
- Что? - опешил Шинобу, судорожно сглатывая. Мияги достаточно хорошо успел изучить своего мальчика, чтобы знать наверняка, что тот его сейчас вовсе не провоцирует. Шинобу в своих порывах вообще всегда был естественным до нельзя. Но как же безумно ему захотелось, забыть про этот разговор и приникнуть к подрагивающему кадыку губами!
- Почему ты вынуждаешь меня заниматься с тобой сексом каждый день? - повторил он, безрезультатно пытаясь отвлечься.
- Вынуждаю? - сипло прошелестел тот и по вискам заструились первые слезинки. Ну, вот что с таким будешь делать?
- Хорошо, - на секунду прикрыв глаза и справляясь с собой ценой невероятных усилий, смилостивился над мальчишкой Ё.
Мияги откинулся на спину, высвобождая шмыгнувшего носом Шинобу, но когда тот приподнялся, чтобы посмотреть на него, подхватил и переложил на себя, заставив опереться на грудь.
- Что тебя расстроило на этот раз? Я пытаюсь поговорить с тобой как со взрослым, но, видимо, опять все бесполезно, - испытующе глядя в раскрасневшуюся, заплаканную мордашку, поинтересовался он. Шинобу не ответил, продолжая смотреть на него не мигая, словно осужденный на своего палача. Ё искренне недоумевал, почему в их отношениях всегда так. То ли дело было в том, что он сам в целом совершенно не умел общаться с детьми, а с Шинобу в частности, то ли сам Шинобу просто отчаянно не хотел говорить с ним на понятном им обоим языке. Почему-то языковой барьер у них исчезал только в двух случаях - в постели, точнее в самом процессе занятия любовью, где, по понятным причинам, говорить особо и не требовалось, и когда они готовы были спорить до хрипоты, обсуждая очередной литературный шедевр или критическую статью. Шинобу не разделял взглядов Ё на литературу, поэтому, как правило, оказывался в оппозиции, но это не отменяло его одержимость ею, как был одержим сам профессор. Так что споры хоть и были жаркими до хрипоты и взаимных обид, но доставляли обоим просто несказанное удовольствие. Вот тогда они тоже говорили на одном языке, в обычной жизни, почему-то так не получалось никогда. Стоило Мияги начать серьезный разговор про совместный быт, как все обязательно заканчивалось слезами Шинобу и тихим негодованием Ё на себя самого.
Мальчик сложил ладони у него на груди и положил на них подбородок. Под строгим взглядом мужчины, он быстро взял себя в руки и честно попытался больше не плакать, даже несмотря на то, что сердце словно сжимали раскаленные клещи. Он постарался, как можно тише шмыгнуть носом, но в тишине спальни, нарушаемой лишь их дыханием, этот звук все равно показался громким и таким по-детски наивным, что мальчик снова смутился, и одинокая слеза сползла по раскрасневшейся щеке.
- Просто ответь мне, - стерев пальцами влажную каплю, пробормотал Мияги, - Что я сказал такого, что ты опять ревешь?
- Я думал, - робко прошептал Шинобу, - Что тебе нравится со мной...
- И что в моих словах заставило тебя в этом усомниться? - поинтересовался Мияги, мысленно призвав все свое терпение и выдержку.
- Ты сказал, что я вынуждаю тебя заниматься со мной... сексом, - дрогнув на последнем слове, выдал Шинобу и отчаянно зажмурился, ожидая хлестких, как удар, слов.
- Ну, да, конечно, - не весело хмыкнул Мияги, - Думаешь, я стал бы терпеть твои аппетиты, если бы не хотел?
- Мои аппетиты? - Шинобу тут же в искреннем изумлении распахнул глаза, - В смысле?
- Понимаешь, - глубоко вздохнул Мияги, - Я осознаю, что ты моложе и все время хочешь этим заниматься. Это естественно. Просто, мне бы хотелось, чтобы ты не забывал, что я тебя почти вдвое старше, и у меня есть ответственная работа, на которую положено не только рано вставать, но хоть иногда и выполнять, а не урывками досыпать на ней.
- Я это понимаю, - неожиданно с жаром перебил его Шинобу, - Но причем здесь...
- Да, при том, - хмуро воззрился на него Мияги, - Ты думаешь так просто отказаться, когда ты так соблазнительно притираешься ко мне по ночам и начинаешь ластиться?
Вот от такого заявления Шинобу только и смог, что резко уткнуться ему в грудь, пряча просто невыносимое смущение, и обжигая кожу дыханием. Мияги еще раз за эту ночь глубоко вздохнул и запустил пальцы в непослушные пепельные пряди, расчесывая и успокаивающе поглаживая.
- Я думал, что взрослые этим и должны заниматься каждый день, - голос мальчика прозвучал глухо, но Мияги расслышал, и так и замер, с трудом овладевая с собой, чтобы не отвесить этому маленькому чудовищу подзатыльник.
- И откуда, интересно, такие глубокие познания во взрослой жизни? - не удержался он от легкого сарказма.
- Ну, в фильмах же показывают... - выдал он еще один, просто-таки не летописный перл.
- Ага. А еще в яойной манге, наверное, пишут, - прокомментировал Мияги, изумляясь, как он сам мог быть таким дураком, и не начал этот разговор ранее, до того, как у него начались проблемы на работе. А у этого мелкого террориста скорей всего будет завал на сессии.
- Да, там... - начал было тот, все еще не поднимая головы, но вовремя осекся, осознав, в чем только что чуть не признался Мияги. Но тот и так уже все понял.
- Давай договоримся, - пресекая легкое сопротивление, и все же заставив мальчишку поднять лицо, начал Мияги строго, - Впредь ты будешь это делать, только если сам этого захочешь, а не потому, что тебе покажется, что этого хочу я.
- Хорошо, - послушно кивнул тот, не зная куда деть глаза и отчаянно желая, чтобы взрослый любовник наконец отпустил его голову и было можно снова спрятать лицо у него на груди. Но Мияги продолжал на него смотреть и не отпускал, поэтому просто уже не зная, что еще сказать, Шинобу выдохнул первое, что всплыло в голове.
- Значит, сегодня ничего не будет?
@темы: сенен-ай, Junjou Romantica, фанфики, аниме, PG
Единорог и огненный дракон
Воспоминания были воспламеняющими. В том смысле, что стоило им возродиться, как щеки и даже шею детектива Оркотта заливал пылающий румянец, а где-то внизу живота начитать просыпаться томительный жар неутоленной страсти. Кошмар! Леон и не думал, что, соглашаясь на предложение графа и выспросив для себя возможность, не забывать случившегося между ними в то злополучное утро, он обрек себя на такое. Работать было решительно невозможно.
Как назло, за окнами офиса стояла удушливая жара. На автострадах плавился асфальт, а воздух был вязок и тягуч, как вовремя не выплюнутая жевательная резинка, и так же мерзок на вкус. Леон подцепил свою неизменную куртку за петельку для крючка и повесил на плечо. И помахав на прощание изнывающим от жары коллегам, вышел из офиса. Делать было решительно нечего. Шеф сегодня оказался подозрительно добр, дал плевое поручение найти одного стукача и выяснить у него что он знает, о деле, которое было у них сейчас в работе. Так как Леон подспудно ощущал, что парень все равно ничего дельного рассказать не сможет, а шеф сказал, что без новостей он может и не возвращаться, значит, остаток дня у него был полностью свободен. Раньше он не раздумывая завернул бы в какую-нибудь кондитерскую, купил бы тортик и направился к графу. С Ди всегда было можно поговорить о чем-нибудь интересном, да и просто с ним было приятно посидеть за чашечной чая, но это было до того, как они... в общем, так было раньше, теперь, Леон просто не знал, как себя с ним вести. Но хуже всего было то, что его тело в отличии от самого детектива, очень хорошо знало как. Это-то и пугало!
Погоняв зубную палочку из одного уголка губ в другой, Леон поправил на носу солнечные очки и с облегчением спустился в подземку. Там было тоже душно, но все же прохладнее чем на улице. Спешить было некуда, встреча с информатором была назначена через час, так что время было. Он дождался своего поезда и забрался в полупустой вагон. До часа пик было еще долго, так что Леон рассчитывал завершить все свои дела до начала вечерней давки, правда пока не знал, что будет делать вечером. Хотелось к графу. Признаться себе, что он банально скучает, Оркотт, конечно, не мог. Поэтому предпочитал думать, что просто волнуется за торговца, а вдруг он или, что вероятнее, один из его питомцев, снова влип в историю?
В общем-то, у Леона было чутье на такие вещи, не иначе. Или как по другому объяснить, почему после встречи с информатором, которые, как и ожидалось, ничего не смог сообщить по интересующему детектива делу, он направился не сразу в метро, а решил немного прогуляться. В принципе до китайского квартала отсюда можно было бы дочти и пешком, где-то за час. Леон не был поклонником пеших прогулок, особенно под палящим до невыносимости солнцем, но с другой стороны он все еще никак не мог решиться, хоть и подспудно знал, что все равно пойдет, поэтому решил пройтись пешком до следующей станции метро. И все бы ничего, если бы, когда погруженный в свои мысли детектив, проходил мимо одного из офисных зданий, довольно редких в этом районе, на верхнем этаже раздался взрыв и на тротуар сверкающим дождем посыпались осколки. Леон с самой ему не понятной ловкостью успел вытащить из-под стеклянного ливня какую-то девушку, и отскочить вместе с ней на другую сторону улицы. Наверху здание полыхало, из окон вырывались оранжевые языки пламени, кто-то уже звонил по мобильнику, кто-то кричал, кто-то бежал сломя голову, а кто-то, напротив, остановился поглазеть. Леон уж было собрался кинуться ко входу в здание, он же полицейский в конце-то концов, а вдруг там кому-нибудь требуется помощь, но тут прогремел еще один взрыв, и он сам изумился, когда в потоке пламени, повторно вырвавшемся из полыхающих окон, он смог разглядеть человеческую фигурку, спикировавшую на асфальт, но не вслед за осколками и строительным мусором, а в сторону подворотни. Повинуясь инстинкту, Леон бросился туда, не раздумывая. И еще успел заметить девушку, явно азиатку, бросившую на него косой взгляд через плечо, и взмывшую на трехметровый кирпичный забор, скрываясь из виду. В память врезались две вещи - на спине девушки была татуировка, показавшаяся Леону в тот момент живой и шевелящейся, то ли змея, то ли китайский дракон, каких он видел на нескольких гравюрах в магазинчике графа, и глаза предполагаемой злоумышленницы - темно-бордовые и с вертикальными зрачками. Но, разумеется, по природе своей критически относящийся ко всяким мистификациям Леон поспешил списать все эти странности на легкий шок от случившегося.
Но на этом странности не закончились. К тому времени, как детектив Оркотт вывернул из подворотни, к зданию уже тянули пожарные рукава от двух подоспевших пожарных машин и спешно оттесняли из опасной зоны зевак и прочих. Леон было сунулся предъявить полицейский жетон, но резко передумал. У него были вопросы, много вопросов, и он точно знал, кому хочет их задать. Он кинулся ко входу в метро, но не добежав буквально пару метров, заметил в толпе девушку с драконом на спине, вот только теперь на ней было не полу коктейльное платье, точнее не только оно, но и откуда-то взявшийся легкий плащ, Оркотт отчего-то решил, что с чужого плеча. Разумеется, он бросился за ней. Народу на улице было не так много, рабочий день еще не окончился, но отчего-то догнать странную девицу у Леона никак не получалось. И, главное, внешне она не бежала, а вроде бы шла обычным прогулочным шагом, но то ли это у Леона было что-то не то со скоростью, то ли, девушка перемещалась как-то не совсем обычно. Догнать её он не мог, хоть плач. И тут она свернула в очередную подворотню. До китайского квартала оставалось рукой подать, и Леон, уже бывавший на этой улице по долгу службы, хорошо помнил, что эта подворотня заканчивается не забором, хоть и трех метровым, а попросту тупиком. Там выход из неё перегораживало еще одно здание. Он рванулся следом и с трудом успел затормозить, когда, завернув на угол, наткнулся на таинственную незнакомку. Она стояла, не шевелясь, и неотрывно смотрела на него, словно ждала чего-то. Леон поначалу растерялся, но быстро сориентировался.
- Девушка, я детектив полиции Леон Оркотт. Что вы можете рассказать о взрыве... - бодро начал он, надвигаясь на неё и демонстрируя свой полицейский значок.
Она не ответила, продолжая все так же стоять неподвижно. Но глаз её он рассмотреть уже не мог, солнце было высоко над головой, где-то между обступивших со всех сторон серых стен. Леона молчание подозреваемой напрягало, что-то во всем это было не то. Но он не был бы собой, если бы упрямо не продолжал медленно, но двигаться к ней, хоть все его полицейское чутье и кричало о том, что это опасно. И он и в толк не мог взять чем. Хотелось выхватить пистолет, но девушка вроде бы и не сопротивлялась, и не выглядела опасной, и, вообще, по уставу не положено угрожать оружием гражданским, но, черт возьми, она вылетела в языках пламени с двенадцатого этажа, приземлилась на обе ноги и преспокойно пошла себе дальше, кто она? Или что?
Когда до неё оставалось всего каких-то три, ну максимум четыре шага, она ожила и тут же оказалась пугающе близко. Леон дернулся, но на шее сомкнулись тонкие пальцы, горло сдавило удушьем. Бумажник со значком выпал из его рук, он попытался оттолкнуть её от себя, и даже, поняв, что это бесполезно ударить, но ей словно бы было все равно. Глаза смотрели немигающее, Леон только и успел порадоваться, что зрачок обычный, все же змеиный взгляд ему показался, но ту она придвинулась совсем вплотную и он разглядел, как кругляш зрачка вытягивается в тонкую полоску, а человеческие темно-карие глаза миндалевидной формы, меняют цвет на кроваво-алый. Леон рванулся так, что сам удивился, когда чужие пальцы соскользнули с шеи, оставляя после себя бардовые следы, наливающихся синяков. Он попятился, ноги не двигались, он отчетливо понял, что просто не сможет повернуться к этому чудовищу спиной и побежать. Почему-то о пистолете тоже не вспомнилось. Он медленно пятился, она так же медленно приближалась. Леон отчетливо понял, что вот это конец, змеиные глаза завораживали, а в голове билась одна единственная мысль, что до графа он так и не дошел, тот наверное расстроиться, а может и нет. В сущности, кто он ему, игрушка на одну ночь? Почему-то сейчас это казалось куда правдоподобнее, чем утром. Все слова, которые мог бы сказать, куда-то подевались. Рот вообще не раскрывался, зато глаза были широко распахнуты, и вовсе не из-за того, что Леон так жаждал разглядеть, что его убьет, точнее как оно это сделает, просто из врожденного упрямства. И может быть, хорошо, что не закрыл?
Он сам не понял, откуда между ним и этой жуткой девицей взялся мальчик. Светленький, в какой-то типичной для американского подростка одежды - джинсы, футболка, кепочка на светлых, почти серебряных волосах. Лицо девицы исказила гримаса такой злобы, что Леон наконец смог разорвать этот пугающий гипноз, не задумываясь ни о чем, подхватил мальчишку, прижал к себе и кинулся бежать. Через пару кварталов обернулся. Преследования не было. Он поставил не вырывающегося и продолжающего молчать мальчика на асфальт и с трудом перевел дух, опираясь руками о колени.
- Вот черт! - выругался Леон и только хотел продолжить, как его губ коснулась ладошка, пахнувшая какой-то странной смесью ванили и корицы, - Что, ты против ругательств? - пробормотал детектив, только сейчас разглядев глаза мальчика, - Единорог?
Мальчик радостно улыбнулся и кивнул, и пока Леон находился в полной прострации от своего открытия, как ни в чем не бывало, взял его за руку и повел. Куда, он додумался задуматься, только когда издали стала видна неприметная, но до боли знакомая вывеска.
- Ди? - устало закатив глаза, простонал он. Обернувшийся на его голос мальчик, лишь радостно закивал, соглашаясь.
Вот так отважный детектив и оказался снова в царстве китайских благовоний и диковинных зверей.
- Детектив! - радостно воскликнул граф, выплывая из полумрака комнаты для гостей, и хотел было уже в своей обычной манере начать ненавязчиво кокетничать, чем всегда смущал детектива, и просто не мог себе отказать в удовольствии увидеть порозовевшие щеки Оркотта, которые напротив свое смущение от его двусмысленностей всегда старался скрыть. Но встретившись с шальными глазами Леона, граф резко замер напротив него, словно наткнувшись на стену, и тихо, абсолютно серьезно, без легкомысленности и фальши спросил.
- Ты жалеешь?
- Что? - сморгнул тот, просто не понимаю, что могло так расстроить графа, ведь он еще даже рассказывать не начал, что с ним приключилось по дороге.
- О том, что произошло?
- Что меня хотела убить какая-то чокнутая баба с драконом во всю спину, а меня спас твой звереныш? - туго соображая, искренне выпалил Леон, которому почему-то казалось, что уж кто-кто, а граф точно должен все знать.
- Что?! - вскричал граф так искренне, что Леон сразу осознал, как ошибся.
- Ну, меня единорожек спас, - замялся он.
- Единорожек?
- Да, - кивнул Леон, и пропустил вперед мальчика, отчего-то до этого прячущегося за его спиной. Понятно дело рога у него сейчас не было, но зрачки остались прежними, ну не может быть у человека зрачков в форме звездочек.
- Так, давайте присядем, выпьем чаю, и вы все мне расскажите.
- Хорошо, - согласился Леон, только сейчас ощутив слабость в ногах и просто непомерную усталость, всплеск адреналина сказывался, - Только знаешь, - продолжил говорить он, с облегчением усаживаясь в привычное кресло, - Он совеем не говорит, - и даже не удивился, когда мальчик забрался к нему на колени и уткнувшись носиком в шею засопел ровно и успокаивающе.
- Конечно, не говорит. Он же единорог.
- То есть они не говорящие?
- То есть у вас уже не возникает вопроса откуда он взялся и как может существовать? - лукаво усмехнулся Ди, разливая чай по миниатюрным чашечкам.
- Уже не возникает, - пробормотал Оркотт, блаженно прикрывая глаза и наслаждаясь тем, как напряженные мышцы медленно, но расслабляются, - Так они не говоря?
- Говорят, если научить.
- Ясно.
- Так кто, говорите, на вас напал? - словно между делом поинтересовался граф, но увидев, что Леон не проявил никакого интереса к пододвинутой к нему чашечки с ароматным напитком, коротко вздохнул, поднялся, обошел стол и сам подцепил длинными пальцами изящную чашечку.
- Леон.
- Ммм? - промычал тот, не открывая глаз.
- Выпей, - твердо произнес Ди, поднося к его губам чай.
- Он странно пахнет.
- Это особый сбор. Он поможет тебе восстановить силы.
- Я и не ослаб, - попытался возмутиться детектив, но тут мальчик засопел ему на ухо что-то недовольное и он сам не понял как так получилось, что он разомкнул губы и позволил графу себя поить. Глаза раскрылись сами собой уже после второго глотка. Лицо графа показалось слишком близко, но это не то чтобы смутило его, просто он отчетливо понял, как же ему хочется поцеловать эти тонкие губы, так часто растягивающиеся в ничего не значащей улыбке. Но не пре ребенке же! Похоже, граф что-то такое разглядел в его глазах. Улыбнулся многообещающе, и неожиданно положил руку на светловолосую макушку мальчика, снимая кепочку, смысл нескольких слов на певучем языке, произнесенных им, Леон, конечно, не знал. Но мальчик тут же поднял голову, посмотрел в разноцветные глаза графа и, улыбнувшись, послушно сполз с его коленей.
- Куда он? - растерянно посмотрел ему вслед детектив, - В клетку?
- Детектив?! - возмутился граф.
- Нет, я просто надеюсь, что у него там что-то типа комнаты, - тут же примирительно поднял руки Оркотт, и даже сумел выдавить из себя улыбку, - Просто у тебя такие странные звери.
- Странные? Всего лишь редкие, - примирительно заключил Ди, с каким-то подозрительным интересом изучая расслабившегося в кресле детектива.
- Так ты расскажешь мне про девушку с драконом? - поинтересовался он, явно собираясь вернуться в свое кресло, но Леон неожиданно перехватил его руку, облизал пересохшие губы, и прежде чем успел додумать, выпалил.
- А ты позволишь тебя поцеловать?
- О, - многозначительно воскликнул граф и легко скользнул на его колени, - С удовольствием, - выдохнул он ему в губы и Леон просто не стал себя сдерживать. Накрутить всякие смущающие вещи про свое поведение, он может и потом, а сейчас, черт, какие же у него мягки и гладкие губы, с ума сойти можно!
- На каком языке ты с ним говорил? - тихо поинтересовался Оркотт, когда они прервали поцелуй. Щеки, конечно же, снова пылали, выдавая его смущение, но что поделаешь, если он с детства легко краснел, даже когда всеми силами старался сдержаться.
- Очень древнем, - тихо рассмеялся тот.
- Мертвом?
- О, ваши познания детектив, порой становятся для меня открытиям, - промурлыкал граф игриво.
- Издеваешься? - заподозрил неладное Оркотт.
- Как можно, детектив?! - наигранно возмутился Ди и даже не сильно ударил его у плечо кулачком, для убедительности.
- Ладно, - глубоко вздохнул Леон и принялся рассказывать с самого начала.
Ди почти не перебивал его, лишь изредка уточнял мелкие детали, больше всего его интересовала даже не сама девушка, а дракон у неё на спине. Окраска, длинная, количество изгибов. Леон, если честно, после таких вопросов, думал, что и не разглядел ничего толком, да и видел-то он эту татуировку всего пару секунд, но оказалось, что стоило графу спросить, как буквально перед глазами всплывал ответ. Оказалось, что дракон был черным, но с золотыми усами и бородой, и такого же цвета хвостом. Изгибался он вдоль позвоночника, словно оплетая его, кажется, в этом детектив все же был не до конца уверен, изгибов было три или четыре, но, судя по реакции графа, это уже ничего не меняло.
- У неё был иероглиф на пояснице под ним? - задал последний вопрос пугающе сосредоточенный граф.
- Не знаю. У неё, конечно, было очень откровенное платье, но не настолько же!
- Понятно. Значит, стоит предположить худшее.
- Худшее? - попытался подтолкнуть торговца к ответной откровенности детектив.
- Хочешь знать, кто он? - улыбнулся ему граф, но как-то не весело, и от Леона это не укрылось.
- Конечно, хочу! - тут же воскликнул он, подсознательно ожидая, что граф как всегда ничего не скажет, - Постой, почему он?
- Потому что это был огненный дракон. Только они не имеют своей собственной человеческой формы и нуждаются в человеке-носителе.
- Ты это сейчас серьезно?
- Абсолютно, - утвердительно кивнул Ди, и проследил длинным отточенным ногтем линию скул напряженно замершего детектива, - Но ты, конечно, всегда можешь сказать, что я сошел с ума.
- Ну да, и я с тобой на пару.
- Не беспокойтесь детектив, безумие половым путем не передается, - поддел его граф, ну что поделать, не удержался. Леон так мучительно покраснел, да так, что пунцовыми стали даже уши и шея многострадального детектива.
- Ну, неужели ты просто не можешь меня не смущать? - посмотрев на улыбающегося графа почти обиженно, выдохнул он.
- Прости, - легко покаялся тот, так трудно удержаться.
- Ну и зачем эта девица сожгла тот дом?
- Дом? Я думал речь идет об офисе.
- Ну, да. Офисное здание.
- Где, говоришь, оно находится? - поинтересовался граф и Леону совсем не понравилось, как потемнели его глаза, когда он назвал адрес.
- Все плохо?
- Нет. Конракт был составлен по всем правилам.
- Значит, это снова была твоя зверушка? Она, между прочим, меня чуть не укокошила!
- Да, тебе повезло, что ты понравился единорогу. Он хочет стать твоим покровителем, просто не знает, как тебе объяснить, - неожиданно сменил тему граф, но так, что Леон и думать забыл о драконе. Какой уж там дракон, когда здесь единорог.
- В смысле покровителем?
- Хранителем, так понятнее?
- Ну и о кого ему меня хранить-то?
- Например, от драконов.
- Постой, а он у тебя, что не один был? - спросил Оркотт обеспокоено, - Это что же у нас по городу теперь драконы в человеческих телах расхаживать будут.
- У меня один. Но ты же не думаешь, что он был единственным в мире.
- Знаешь, порой мне начинает казаться, что лучше бы я тебя не спрашивал, - пробормотал Леон потрясенно.
- Хочешь забыть? - тут же с легкостью предложил граф, но Леон сам не понял, как сумел уловить, как тот напрягся, о чем и поспешил сказать.
- Знаешь, по-моему, ты сам не хочешь, чтобы я на это согласился.
- И откуда такой вывод, детектив? - рассмеялся тот.
- Не знаю. Просто показалось.
- Не хочу, - неожиданно посерьезнел Ди, обвивая его руками за шею и снова потянувшись к губам.
- Я тоже не хочу, - пробормотал Оркотт, послушно потянувшись за поцелуем в ответ.
- А если я откажусь? - поинтересовался он, первым отрываясь от все так же манящих губ.
- Он расстроиться.
- Убежит?
- Возможно.
- Или ты продашь его?
- Нет! - неожиданно громко вскричал граф, и Леон отчетливо понял, что сморозил глупость.
- Извини, - покаянно отозвался он.
- Не смей даже думать об этом.
- Не буду.
- Так что мне с ними делать?
- И с драконом тоже?
- Ну, да. Надо же как-то обезопасить от него город. Это же твой зверь в конце-концов, нельзя же его оставить на свободе.
- Мы можем устроить небольшую охоту, когда узнаем, как ему удалось вырваться от хозяина.
- А что, это не просто? - тут же живо поинтересовался Оркотт.
- Очень не просто, - подтвердил граф, - Но раньше, чем начнется расследование, мы ничего не сможем, а если я правильно понимаю, после пожарных прибывшие детективы еще не скоро разберутся с местом преступления.
- Что значит, не скоро? - поспешил вступиться за честь коллег Леон, - Между прочим...
- Я всего лишь хочу сказать, - приложил Ди палец к его губам, - Что до утра еще много времени...
@темы: Petshop of Horrors, яой, фанфики, аниме, PG-13
Не жизнь без тебя
Интересно, а умирать - это больно? Отчего-то вспомнилась лишь детская книжка английского писателя, имя которого он так и не смог вспомнить, хоть честно и попытался. Зато хорошо помнил главного героя - Питер Пэн, вечный мальчик. Помниться, он там чуть не погиб, привязанный злобным пиратом Крюком к камню, который должен был поглотить прибой, и рассуждал, что смерть - это совсем не страшно, и, наверное, очень увлекательно, как и любая новая игра. Ему тоже страшно не было, зато было больно очень. Казалось, что сердце готово было разорваться в клочья, прямо сейчас, сию же минуту, но отчего-то не разрывалось, а продолжало ныть, болеть и биться, отчаянно и гулко, отдаваясь биением пульса в запястьях. И пальцы отчего-то дрожали, почему-то хотелось верить, что не от страха, алой нитью по запястьям, что в этом страшного, даже, наверное, совсем не больно, по сравнению с болью в сердце, уж точно.
На самом деле, он сам не понимал, почему пришел именно к такому способу, почему захотел, чтобы все закончилось так, точнее не закончилось, а прекратилось, наверное, это все же было элементарное малодушие, а может быть, сказывалась любовь к классической японской литературе и историческим драмам, самураи часто умирали именно так, сами решив свою судьбы и выбрав путь. Конечно, в книгах и фильмах все было куда как торжественно, и поводы у них были масштабными и глобальными, не то что у него. С другой стороны, когда твой отец узнает, что человек, которому он вроде как тебя доверил, так как ты не сошелся в характерах с новым мужем старшей сестры, не просто твой наставник и друг, несмотря на восемнадцатилетнюю разницу в возрасте, но и любовник. И никого не волнует, что тебе уже девятнадцатый год и ты уже студент, и что это не он, а ты склонил его к этим отношениям, даже к сексу ты его подвел, хотя он в тот момент, похоже, вполне мог бы без него обойтись и довольно долго, но ты сам принял решения тогда, ты потребовал, чтобы он принял ответственность за твои чувства, и ты был счастлив, когда он наконец тебя услышал. Как же ты был счастлив! Пол года. А теперь, все что ты требовал от него, ты просто не можешь применить к себе, просто тебе сейчас так больно, что хочется лишь тишины и безвременья. Быть может, вы встретитесь в следующей жизни? Когда-нибудь. Будите ли вы ровесниками, ли наоборот, ты будешь старше, а он еще совсем мальчишкой. Но хочется, верить, что обязательно встретитесь, обязательно будите вместе. Когда-нибудь. Не сейчас, уже не сейчас.
Оказалось, что алая нитка, перетянувшая запястье под лезвием опасной бритвы, - на самом деле не причинила большей боле, чем уже была. Даже принесла совсем маленькое, но облегчение. Вот и все. Так просто. Какое, в сущности, у человека хрупкое тело, так долго его растят, холят, лелеют, и так легко все разрушить, как легко. Вторая нитка, с растекающимися краями, легла на второе запястье куда как легче и быстрей. А за окном, кажется, начался снег, или это у него просто перед глазами затанцевали белые точки, дышать стало легче, глубоко, ровно, почти радостно. Еще совсем чуть-чуть. Даже голосов внизу уже не слышно, а там отец и он, любимый, и, кажется, все уже решили за него. Ярость отца, тихая покорность Мияги, он так отчетливо видел его бесстрастный профиль с белыми пятнами на щеках и губами, сжатыми в тонкую полоску, что казалось, сам был там, в кабинете отца, где тот просил, нет, приказывал тому, кого он любил так безответно долго, что успел потерять надежду и возродить её вновь, расстаться с ним. Стало немного зябко. Наверное, сказывалась кровопотеря. Алые струйки на желто-коричневом дереве пола, красиво, наверное, но он не художник, хотя все же красиво, вот только взрослые, скорей всего не оценят, а он к тому времени, когда они найдут его, уже не сможет ничего им ответить. Глаза закрывались, но он упрямо продолжал держать веки распахнутыми, чтобы если повезет еще раз, перед тем, как погрузиться во тьму, увидеть перед собой его лицо. Жесткими, немного суровыми чертами, и теплыми глазами, которыми он так забавно умеет улыбаться без помощи губ. Он даже готов был позвать его, лишь бы он пришел именно сейчас, когда он еще не умер, еще не исчез, чтобы иметь возможность проститься, но губы пересохли, а язык, кажется, присох к небу, позвать не получилось бы, это уж точно. Тогда остается ждать и надеяться, и держать глаза раскрытыми, нельзя засыпать сейчас, совсем нельзя...
- У меня до сих пор в голове не укладывается. Мияги, как ты мог! - какой раз за этот безумный по своей сути разговор, воскликнул отец Шинобу. Мияги не переставал удивляться, как тому еще не надоело спрашивать его о таких глупых вещах. Как, как, хотелось ответить ему, молча. Конечно, он мог бы расписать, как мальчик сам соблазнил его, как признался в любви, как стал настаивать на взаимности, и как ему пришлось сдаться, потому что такого в его жизни еще никогда не случалось, и вряд ли случится. Но в чем Мияги Ё был уверен сейчас на все сто, а то и двести процентов, он не позволит этому прекратиться. Даже если его уволят, даже если предадут анафеме как преподавателя, совратившего собственного студента, ему все равно. Он взрослый состоятельный мужчина, он сможет найти работу в другой сфере, и пусть он плохо себе представляет, чем бы еще мог заняться, все же любовь к книгам и исследованиям была всегда первоопределяющим фактором в его выборе профессии, но он был уверен, что сможет содержать и себя, и Шинобу, ели тот захочет уйти с ним. В тот, что мальчик не просто захочет, а потребует взять его с собой, он не сомневался. Маленький террорист просто не может поступить иначе. При воспоминаниях о своем взъерошенном чуде Мияги просто не смог сдержать улыбку. Декан, уже минут пятнадцать распинающийся о чем-то своем, чего Ё даже не фиксировал, осекся на полуслове.
- Что это значит? - резко замерев напротив мужчины, расположившегося в глубоком кресле для гостей, вопросил он. Но стоило Ё поднять на него глаза, все понял и без слов.
- Я не отпущу его.
- Вы так уверены, что сможете его удержать?
- Я приложу все силы.
- И убьете его?
- Конечно, нет! Неужели ты действительно веришь, что мой сын способен на самоубийство ради тебя? - попытался усмехнуться тот, хотел с превосходством, получилось жалко.
- Вы ведь не хотите это проверить? - тихо спросил Мияги, и в темно-синих глазах появилось нечто такое, что мужчина напротив вздрогнул.
- Нет. Но я просто не могу поверить, что он любит тебя...
- Любит.
- А ты?
- И я. Думаете, я пришел бы к вам за ним, если бы не любил?
- Я могу поставить крест на твоей карьере.
- Пусть.
- Ты не сможешь больше преподавать на территории Японии.
- Ну и что.
- Я мог бы запереть его дому и не выпускать.
- До какого возраста?
- Хотя бы до двадцати одного!
- Вернувший из Австралии, он сказал, что влюбился в меня в тот день, когда мы впервые встретились, когда вы представили меня семье, как будущего мужа вашей дочери. Он ждал меня пять лет. Думаете, не дождется четыре?
- Почему? Почему ты в нем так уверен?
- Потому что он ваш сын. И не понимаю, почему вы не верите в его упрямство.
- Я верю, в том то все и дело, - обессилено опускаясь в кресло напротив, декан прикрыл глаза ладонью и попытался придумать еще хотя бы один аргумент, но не нашел ни единого.
- Я могу подняться к нему?
- Да. Иди. Приведи его, я хочу поговорить с вами обоими.
- Хорошо.
Глаза все же закрылись, так глупо, казалось всего на секунду, и вот уже не можешь поднять веки, они такие тяжелые, словно из расплавленного свинца или еще чего потяжелее, хотя куда тяжелее не понятно. Уже даже не холодно, тело кажется таким чужим и невесомым, словно душа уже отделилась от него и парит где-то под потолком, все ждет чего-то или кого-то. Кого? Памяти совсем не осталось, хотя, кажется, была какая-то мысль, какое-то обещание самому себе, которое очень надо выполнить и только потом можно будет уйти, как и собирался. Он обещал... нет, он хотел... хотел, чтобы... чтобы он пришел за ним, хотел увидеть последний раз, хотел проститься...
- Мияги, - не громче шелеста крыльев мотылька бьющегося о стекло в оконной раме.
- Шинобу, твой отец... - голос от двери, громкий, пронзительный.
Легкая счастливая улыбка на побелевших губах.
- Мияги, - теплые руки, кто-то кричит, да, кажется, кто-то кричит, а он, он уже летит куда-то, где теплые, сильные руки прижимают к широко груди, а губы согревают дыханием губы... как хорошо, почти блаженство... почти...
Неделя больничного режима. Все бы ничего. Но он ни разу не пришел. Шинобу ревел навзрыд каждую ночь, с того самого момента как очнулся в больничной палате, и увидел за спиной доктора взволнованные лица отца, матери, сестры и даже её мужа, с которым он не ладил. Но не его. Мияги не было среди них и он почти сразу пожалел, что очнулся, что его тело предало его и позволило себя откачать, напичкать проводами и какими-то таблетками, и не умереть. По щекам заструились слезы. Родные отчего-то решили, что от радости и облегчения. И только он знал, что это слезы отчаяния. Желание попытаться покончить с собой снова пришло почти сразу. И всю эту неделю, глотая слезу и глуша всхлипы в быстро влажнеющую подушку, он думал как снова возьмет в руки бритву. Мияги не было. Он не приходил, не звонил и даже не брал телефонную трубку, когда на четвертый день Шинобу, еще плохо держащийся на ногах, вышел в коридор, пока не видела медсестра, и попытался набрать знакомый до боли номер. Холодные губки в трубке, длинные и безликие, как километры жестяных проводов. Они прогнали его, так это понял Шинобу, и, значит, он больше никогда не увидит возлюбленного, никогда. Тогда зачем жить? Правильно, теперь уж точно не зачем.
Отец, кажется, как-то пытался даже поговорить с ним, выяснить, что сподвигло его на такой шаг, но когда увидел, что Шинобу безучастно лежит на кровати и смотрит в пустоту, прибег к профессиональной помощи, как он это назвал. В палату стал время от времени наведываться психолог или психиатр, что участь Шинобу нисколько не облегчало. Участливо улыбающийся доктор тоже что-то говорил, рассказывал, просил пройти какие-то глупые тесты, Шинобу на него даже не смотрел, отказывался сжимать пальцами ручку, отказывался хоть как-то реагировать. На пятый день его должны были выписать. Легко и просто. Добраться до дома, а там нож или снова бритва, а если спрячут все острые предметы, то можно и таблетки, или пояс банного халата, хотя как можно повеситься в домашних условиях Шинобу пока себе очень плохо представлял.
Когда его пришли выписывать, он молча принял принесенную медсестрой одежду, послушно выслушал все наставления лечащего врача, даже покивал в нужных местах и поулыбался на прощанье. Все. Еще совсем чуть-чуть. За ним приехал отец, отчего-то не матери, ни сестры не было. Хотя мама так убивалась, странно, что не пришла. Все это Шинобу отмечал с каким-то ледяным сердцем, продолжая внешне старательно следовать ритуалу, который должен был привести его к тому же, с чего все это безумие и началось. Он хотел домой. Точнее не так, он хотел туда, где сможет повторить то, что уже однажды попытался сделать. Отец молчал всю дорогу по сверкающему больничному холлу, в лифте, на ступеньках больничного крыльца. Шинобу тоже не торопился сказать ему хоть что-то. Точнее он совершенно не желал ничего нему говорить, не тому, кто разлучил его с любимым, только не ему.
На больничной стоянке он быстро нашел глазами автомобиль отца, и направился к нему, но тот, неожиданно, перехватил его за локоть.
- Шинобу, - тихо позвал отец, парнишка послушно поднял на него ничего не выражающие глаза, - Тебе не сюда, - явно с трудом выдавил из себя мужчина, и повел за собой несопротивляющегося сына совсем в другую сторону, к другой машине.
Черная, почти такая же но все же не та. Возле нее стоял мужчина, в строгих черных брюках и белой рубашке без галстука. Черные очки закрывали глаза, но ему и не надо было их видеть, чтобы узнать.
- Мияги, - тихо выдохнул Шинобу, все еще боясь поверить, что это правда.
- Теперь ты осознал, что я почувствовал, когда я увидел тебя там в крови? - неприязненно бросил тот, сдергивая с лица очки.
- Мияги! - не слыша его, вскричал тот и со всех ног кинулся к нему, повисая на шее и так и норовя обхватить ногами талию, чтобы прижаться как можно плотней, ближе, прорасти в него, заполнить собой, слиться и никогда, ни за что на свете больше никому не позволить разлучить их, даже собственной детской глупости.
- Тебе придется долго расплачиваться за все те волнения, что ты принес мне и твоей семье, - пробормотал мужчина, с наслаждением втягивая аромат волос своего мальчика, - И скажи спасибо твоему отцу, что он позволил тебе жить у меня.
- Что? - резко отстраняясь и не веряще смотря на него, прошептал Шинобу. Но встретившись с серьезным взглядом профессора, обернулся к отцу, который смотрел на них немного печально, но смог найти в себе силы ободряюще улыбнуться сыну.
- Я рад, что у тебя уже все хорошо, сынок. За вас обоих.
- Я тоже рад, отец, спасибо. И я действительно люблю его.
@темы: Junjou Romantica, яой, фанфики, аниме, PG
3. Я тоже хочу рисунок
- Я тоже хочу рисунок, - тихо произнес Соби, расчесывая пальцами волосы Рицки. Теперь, когда не осталось преграды из кошечьих ушек, всегда бывших слишком чувствительными, такая ласка Рицке стала очень приятна. Особенно, когда лежишь в постели своего Бойца после двух ошеломляющих оргазмов и все тело наполнено звенящей пустотой, словно едва слышимым пиликанием скрипки, отдаваясь биением успокаивающегося сердца в висках.
- Зачем? - говорить было лень, но Рицка честно попытался, чтобы голос прозвучал более менее внятно.
- Просто так.
- Я не умею.
- Я научу.
- Зачем, Соби? У нас художник - ты, я лишь твоя Жертва.
- Мне не нравится слово «лишь», Рицка, - мягко произнес Агацума, убирая руку из его волос и ложась рядом на подушку, - Без тебя не было бы меня.
- Ты преувеличиваешь, - проворчал Рицка, который так и не привык к столь откровенным для него фразам его Бойца, - Я...
- Самая лучшая Жертва на свете, - твердо произнес Соби, прижимая его к себе.
- Ты всегда такой упрямый, - немного печально произнес Рицка, зарываясь носом ему в плечо, - Что тебе в голову взбрело с этим рисунком?
- Можно, это останется пока моим маленьким секретом? - коротко усмехнулся Соби, чмокая мальчика в макушку.
- Секретом? - неодобрительно протянул Рицка, приподнимая голову, и краснея, встретившись с проникновенным взглядом льдисто-голубых глаз. Все-таки после всех их совместных ночей, он так и не разучился смущаться, хотя если вспомнить чем они занимались в этой самой постели менее часа назад, давно уже должен был перестать.
- Ты позволишь мне?
- Что? - сморгнул мальчик.
- Иметь секреты. Ты можешь приказать, я...
- Прекрати, Соби, - закрыл ему рот ладонью Рицка, - Я ведь уже не маленький, все понимаю, - глубоко вздохнул он и не стал отводить взгляд от просветлевшего лица Бойца, хотя и хотелось.
- Спасибо, Рицка, - произнес Соби полушепотом, и тут же лукаво улыбнулся, - Так что там с моим рисунком?
- Я подумаю, - буркнул мальчик уже сонно, тихо млея от счастья, когда пальцы Бойца вернулись к его волосам, пока не провалился в уютные объятья сна.
Рицка думал две недели. Соби уже и надеяться перестал, что давняя задумка сможет обрести воплощение, лишь вздыхал порой украдкой, глубоко и печально, зная, что так с ним бывало ни раз. Ему, как бойцу, не дано было иметь что-то лично для себя, только в продолжении желаний своей Жертвы. А Рицку явно все устраивало в их отношениях, он с легкостью принял что Соби старше опытней и должен, по его мнению, брать на себя ответственность за их отношения и в постели, о чем Соби раньше и мечтать опасался. И это было прекрасно, но все равно недостаточно. Он был Бойцом, точнее, его сделали им, и, чтобы биться еще лучше, быть сильнее и непобедимее, он должен был ощущать, что принадлежит своей Жертве полностью и безраздельно. Но Рицка, похоже, просто не понимал этого. Напрасно Соби отмечал выделителем особо важные части конспектов, присылаемых их школы, Рицка продолжал упрямо делать вид, что не замечает намеков, а возможно, и вправду не замечал. Может быть, оно было и к лучшему? Все равно все Пары, что выходили против них в последнее время, оказывались побеждены без особых усилий с их стороны. Но Соби не зря считался идеальным Бойцом, еще Рицу-сенсей привил ему это почти фанатичное стремление к идеальности, и ему просто не давало покоя такое положение вещей. Но как изменить его, он не знал.
- Рицка? - обеспокоено позвал Агацума, когда тот прибежал к нему вечером растрепанным и взвинченным до мелкой дрожи в кончиках пальцев.
- А? - тут же вскинул взгляд тот, в фиалковых глазах застыло очень не понравившееся Бойцу выражение.
- Что случилось? - как можно мягче спросил он, опускаясь на колени пред сидящим на кровати Рицкой и кладя руки ему на бедра.
- С чего ты взял, что... - начал было тот, но так сильно покраснел, что продолжать перестало иметь смысл.
- Сеймей приходил.
- Почему ты меня не позвал?
- А зачем? Он же не с Нисеем был, один. Пришел проведать младшего брата, как он сказал.
- Что еще он сказал тебе?
- Разозлился. Сильно.
- Когда увидел тебя без ушек? - тихо уточнил Соби, заставляя мальчика развести колени, чтобы иметь возможность привлечь его ближе к себе.
Рицка послушно позволил ему зарыться лицом в теплый свитер у него на животе, коротко кивнул и тихо всхлипнул.
- Ты плачешь? - не поднимая лица спросил Агацума, очень нежно скользя пальцами по пояснице под свитером и тканью белой футболки под ним.
- Вот еще! - откликнулся Рицка, - Просто... - замялся он, - Почему он не хочет понять, что я был счастлив подарить свои ушки тебе?
- Просто, он любит тебя. А шестнадцать - это еще слишком рано, чтобы...
- Любить? - договорил за ним мальчик, - Как можно заключать такое всеобъемлющее чувство, как любовь, в рамки возраста?
- Не думаю, что дело в этом. Скорей всего, он считает, что ты не отдавал себе отчет в том. Что делал.
- Но я отдавал! - тут же вскрикнул Рицка, вскидывая голову и невидяще глядя в противоположную стену.
- Я знаю, - выдохнул Соби, высвобождаясь из его объятий и вставая, - Сделать тебе чаю?
- Неа, - отозвался Рицка, поеживаясь, без тепла Бойца стало зябко не снаружи, внутри, - Соби?
- Да, Рицка.
- А у тебя есть лед в кубиках и... свечи? - неожиданно поинтересовался он.- Зачем? 0 изумился Агацума искренне.
- Ты хотел рисунок, и я... - стараясь не глядеть на него, пояснил тот, - Кажется знаю, что и как хочу нарисовать...
- Рицка, - ошеломленно выдохнул Соби, снова приближаясь к замершему на кровати подростку. Но тот резко вскинул руку, не позволяя ему обнять себя, и поднял взгляд, в полумраке комнаты фиалковые глаза показались Агацуме такими глубокими и взрослыми, что у него перехватило дыхание и он замер, непроизвольно залюбовавшись, и даже смог неуверенно улыбнуться.
- Я все приготовлю.
- Ага. Я тебе помогу.
Свечей у Соби оказалось очень много. Он любил рисовать в их свете, танец пламени на тонком кончике фитиля всегда завораживал художника, но еще больше ему был приятен запах плавящегося от тепла воска, предающий атмосфере его в сущности самого обычного жилища интимность и чувственность.
Рицке тоже очень понравилось, как стала выглядеть спальня, когда они зажгли несколько десятков свечей, все что смогли отыскать, кроме одной. Её Рицка почему-то взял с собой на кровать, куда опустился, усаживаясь сверху на бедра лежащего там Бойца.
- Соби, - тихо прошептал он.
- Да, Рицка, - мягко улыбнулся тот, протянул руку и провел пальцами по обнажившемуся над краем джинс животику Жертвы. Рицка вздрогнул от такой вроде бы невинной ласки и подумал, что снять свитер было удачной идеей. Если дело так пойдет и дальше, он сможет вспыхнуть, как тажа свечка, от одного прикосновения своего Бойца.
- Сними рубашку, - твердо произнес он, не отрывая глядя в распахнувшиеся в изумлении глаза.
- Ты хочешь нарисовать на мне? - приподнимаясь и исполняя требуемое, полюбопытствовал Соби, внутренне весь подбираясь, он сам мечтал об этом, но не решался попросить.
- Ага, - притворно легкомысленно отозвался Рицка, и тут же напомнил, - Ты же на мне рисовал.
- Я помню, - стягивая с плеч рубашку, кивнул Агацума и перевел взгляд на большую цветную фотографию в обычной бумажной рамке, которая теперь занимала добрую треть стены. Не сразу можно было догадаться, что восход солнца над океаном, и несколько витых иероглифов по краю изображены не на холсте, который художнику понадобилось фотографировать, а на спине мальчика, раскинувшегося поверх золотисто-кремового покрывала.
- Рицка, - не громко позвал он, выводя замершего над ним с широко распахнутыми глазами Жертву из оцепенения и задумчивости.
- Да, - перевел тот взгляд с молочно-белой кожи своего Бойца на глаза.
- Рисунок, Рицка, - напомнил Соби, замирая в предвкушении. На тумбочке рядом с кроватью медленно таяли в фарфоровой пиале кубики льда.
- Ага, - сосредоточенно кивнул мальчик, и быстро зажег зажигалкой, от которой Соби обычно прикуривал, фитиль свечки из парафина кроваво-красного цвета, которую все так же продолжал сжимать в руке.
- Не бойся, Соби. Это вовсе не так больно, - дрогнувшим голосом попытался успокоить и себя и его Рицка, - Как если бы вырезать ножом.
- Я не боюсь боли, Рицка.
- Я с радостью приму от тебя все, что ты захочешь мне подарить.
На что мальчик лишь решительно кивнул и, увидев, что парафин у горящего фитиля стал совсем жидким, аккуратно, чтобы не сбить пламя, наклонил свечу, позволяя нескольким горячим каплям упасть на грудь Бойца. Соби даже не вздрогнул, продолжая лежать неподвижно, гипнотизируя его замершим взглядом.
- Больно? - облизав пересохшие губы, требовательно спросил Рицка. Алый воск на молочно-белой коже смотрелся не просто завораживающе, он словно бы дополнял композицию, продолжал танец теней и пламенем свечей, мешаясь с отблесками и дрожью огненных лепестков на фитилях.
- Вовсе нет, - почти не размыкая губ, прошептал Агацума, в его зрачках танцевало все тоже пламя, притягивая, маня, - Продолжай, прошу тебя.
- Да. Ну, же, Рицка, я хочу увидеть твой рисунок на мне, - тихо рассмеялся он. От смеха тело его задрожало, но воск уже успел остыть и это не могло испортить начатую задумку.
- Ага, - шумно сглотнув, кивнул Рицка.
Тяжелые капли стали обжигать нежную кожу чаще. Рицка так сосредоточился на том, что он хотел выразить неумелым, но весьма необычным рисунком на теле своего Бойца, что, казалось, забыл, что под тонким слоем воска живая кожа. Соби прикрыл глаза и старался не застонать в голос, когда очередная кроваво-восковая слезинка падала, обжигая и почти тут же застывая на нем. Смотреть на Рицку было невыносимо. Сосредоточенный, увлеченный, он казался таким взрослым, каким, возможно, станет еще не скоро. И, да, он был прекрасен. Чарующие фиалковые глаза, порозовевшие щеки, влажные от частого облизывания и прикусываний губы, к которым просто нестерпимо хотелось прикоснуться. Соби сам не сразу заметил, что дрожит всем телом, по-настоящему ощутимой дрожью. А уж Рицка, казалось, вообще потерял способность хоть что-то замечать вокруг себя, кроме дорожек из капель алого воска на животе и груди своего Бойца. Но сдерживаться дольше Соби просто не смог.
- Рицка, - протяжно простонал он, мотая головой по подушке. Мальчик над ним вздрогнул.
- Соби? - обеспокоено и чуть хрипло спросил он, склоняясь ниже и отставляя потухшую от шумного выдоха свечу на тумбочку.
- Все в порядке, Рицка, - поспешил успокоить его Соби, но было видно, что слова даются ему с трудом, - Продолжай.
- Я уже почти закончил, потерпи, пожалуйста, - взмолился мальчик, вынимая из пиалы подтаявший ледяной кубик. После обжигающего воска, ледяное прикосновение повторяющее путь восковых капель, связующее их, показалось Соби сродни фейерверку, взорвавшемуся не над головой, а где-то внутри, внизу живота.
- Рицка, - сдавленно выдохнул он и, не удержавшись, протянул руки навстречу Жертве, желая лишь одного, принять обманчиво хрупкое, еще почти детское тело в свои объятия.
- Еще немного, Соби, - прошептал тот, - Еще чуть-чуть.
Рицка прекрасно чувствовал, как возбужден его Боец, потому что ему самому ткань джинс, разделяющая их, стала казаться просто непереносимо лишней, не нужной, мешающей. И да, он тоже был возбужден не меньше, а может быть даже больше. Но продолжал обводить восковой рисунок ледяными влажными пальцами, лед давно растаял, превратившись в воду, стекая ручейками по бокам на покрывало, но он просто не заметил этого, продолжая следовать задуманному.
Соби метался под ним, как в агонии, тихо и проникновенно вскрикивая уже от любого, даже самого короткого прикосновения. Он давно бы уже схватил Рицку в охапку, подмял бы его под себя и не отпустил, пока они наконец не смогли раствориться друг в друге. Но в висках билась пульсом единственная мысль, что нельзя, нужно позволить ему завершить рисунок, чтобы он там не рисовал. Но биение сердца отсчитывало мгновения, и любому терпению наступает предел.
- Рицка! - пронзительно вскрикнул Соби, резко приподнимаясь и опрокидывая замешкавшегося мальчика на себя.
Он стал покрывать его лицо, шею, плечи торопливыми поцелуями, словно ребенок, впервые дорвавшийся до сладкого, торопливо, жадно, перехватывая губами ответные стоны.
Самым сложным оказалось стянуть друг с друга джинсы но даже раздавшийся треск разрываемой ткани уже не мог остановить их, заставить хоть на миг оторваться друг от друга. Как Рицка оказался нависающим над Соби, в то время как его Боец скрестил ноги у него за спиной, он сам не понял. Но очнулся он лишь тогда, когда, подчиняясь нетерпеливым рывкам бедер Соби, стал проталкиваться в узкую глубину мечущегося под ним тела.
- Соби! - испуганно вскрикнул он, и попытался выскользнуть обратно, но куда там?!
Боец резко привлек его к себе, сжимая почти в болезненных объятиях.
- Нет, Рицка, нет! - исступленно зашептал он ему на ухо, - Двигайся. Просто двигайся... не думай не о чем, дай мне почувствовать тебя... дай мне стать твоим...
- Со-о-о-оби! - простонал Рицка протяжно и подчинился.
Такого он никогда еще не испытывал. Так близко, так глубоко, вскрикивая от каждого ответного движения. До алых бликов перед глазами, царапин на плечах и спинах, гортанного крика, в едином порыве срываясь в ослепительно белый вихрь, уносящий их за грани мира.
- Прости, - тихо прошептал Соби, все еще сбиваясь с дыхания, но не позволяя Рицке выскользнуть из его тела и скатиться с него, - Я так и не увидел твой рисунок.
- Еще увидишь, - устало выдохнул тот, все еще находясь в прострации после всего происходящего.
- Ты снова нарисуешь его на мне? - лукаво улыбнулся Соби, вынуждая его поднять голову и посмотреть на него.
- Зачем? - неожиданно радостно улыбнулся Рицка с видом человека, знающего чуть больше, - Я хорошо усвоил те части лекций о доминировании в Парах и проявлении имени у Чистого Бойца, которые ты мне отмечал.
- Рицка? - тут же нахмурился Агацума, заподозрив неладное.
- Я написал на тебе свое имя, Соби. Теперь ты мой, - коротко рассмеялся Рицка, выпутываясь из его объятий и садясь на пятки.
От солнечного сплетения и до пупка на смуглой коже светилась призрачным голубоватым светом английские буквы - "Loveless". И разбитое сердце под впадиной пупка, как символ имени, отныне едином для двоих.
- Рицка... - не веря своим глазам прошептал Соби, а мальчик, все так же улыбаясь, протянул руку и счистил ногтем воск на солнечном сплетении своего Бойца, латинская буква "L" - как единственное доказательство, не требующее больше объяснений.
@темы: Loveless, яой, фанфики, аниме, R
Часть 1
- А ты уверен, что Усами-сенсей не будет против? - полюбопытствовал Суми, толкая перед собой тележку и отстраненно разглядывая полки супермаркета, заставленные разномастными продуктами.
- Конечно, - тут же зачастил Мисаки, мечущийся от полки к полке и прикидывая, чтобы такое купить, - Я ему уже сказал, что приглашу тебя.
- А он что?
- Ничего. Он вообще сейчас в очередной раз увлечен новым романом. Поэтому сказал, что я могу сам решать, кого приглашать, - пробормотал Такахаси, вчитываясь в список ингредиентов основы для теста.
- И кого ты еще пригласил? - продолжил любопытствовать Суми, с усмешкой разглядывая сосредоточенное лицо друга, о кулинарных талантах которого он был уже наслышан.
- Такахиро с женой и моим племянником, - расплылся Мисаки в улыбке от уха до уха, в зеленых глазах светился просто неземной восторг, - Представляешь, мне самому всего двадцать, а у меня уже есть свой собственный племянник.
- Ну, пока тебе только девятнадцать, - насмешливо уточнил Кеити, слышавший все эти восторги уже ни раз, с того самого дня, как Мори-тян, сын Такахиро, родился.
- Да, ладно тебе, - беззаботно отмахнулся Мисаки, хорошее настроение которого, казалось, уже ничто не могло испортить, - После завтра уже будет двадцать.
- Ну, да, ну да... - пробормотал Кеити, глядя, как к ним приближается смутно знакомый мужчина лет сорока, в сопровождении двух весьма характерных личностей, которых Суми идентифицировал как телохранителей.
Мисаки, проследив направление взгляда своего друга, замер, словно кролик перед удавом, так как в отличие от Кеити просто не мог не узнать Усами Фьюхико, отца братьев Усами.
- Хай-хай-хай! - приветливо помахал Усаги-отец замершим юношам.
- Здравствуйте, - пискнул Мисаки, а Суми пожал плечами и ровным голосом произнес, - Добрый день.
- Как непривычно видеть любовников обоих моих сыновей вместе, - все так же мило улыбаясь, обронил он, испытующе глядя на вспыхнувшего Мисаки, просто не знающего, что на такое вот заявление можно ответить, и перевел взгляд на Суми, неожиданно вернувшего ему такую же «приветливую» улыбку.
- О, прошу прощения, мы не были представлены друг другу, - светским тоном проговорил он, протягивая руку для рукопожатия, - Рад знакомству, Усами-сан.
- Не могу сказать тоже самое, - с притворно печальным вздохом, произнес Фьюхико, но предложенную руку пожал, правда, отпускать отчего-то не стал, продолжая довольно сильно сжимать в своей большой, на фоне изящной кисти Кеити, ладони.
- Вы хотели о чем-то поговорить со мной, Усами-сан, - невозмутимо поинтересовался Кеити, демонстративно даже не пытаясь вырвать руку.
- Я не займу у тебя много времени.
- Я слушаю.
- Харухико в этом году исполнилось тридцать три, - произнес он, намеренно обрывая фразу и ожидая реакции.
- Я знаю, - все так же улыбаясь, кивнул парень.
- Он является моей правой рукой и моим прямым наследником.
- И вы хотите в самое ближайшее время дождаться от него еще и внуков, - понимающе кивнул Кеити, который всегда предпочитал сразу расставлять все точки над «и».
- Умный мальчик, - усмехнулся глава семьи Усами, - То есть ты понимаешь, насколько ваша связь нежелательна?
- Мы спим вместе уже полгода, - припечатал Кеити, никогда не стеснявшийся называть вещи своими именами, - И вам это должно быть прекрасно известно. Что изменилось, нашли для сына выгодную партию?
- Считаешь, что сможешь обыграть меня? - не прекращая улыбаться, уточнил Фьюхико ледяным тоном, от которого Мисаки, все так же присутствующий при разговоре, нервно поежился. Таким Усами-отца он еще ни разу не слышал.
- Даже пытаться не стану, - мягко отозвался Суми, - У нас с вашим сыном свободные отношения и, разумеется, я отдаю себе отчет, что у человека его положения есть масса обязательств, которые ему следует исполнять.
- И? - нетерпеливо перебил его мужчина, буквально стискивая ладонь парня в своей руке.
- Если он дал согласие на этот брак, то я сегодня же прекращу наши встречи.
- Вот как? То есть для тебя ваша связь ничего не значит? - хитро прищурился Фьюхико, но руку Кеити отпустил.
- А вот это, - так же холодно, как Усами недавно, откликнулся тот, борясь с желанием вытереть ладонь о брюки, - Вас совершенно не касается.
- Ну, что ж, - нарушил затянувшуюся паузу мужчина, в течении которой они с Суми продолжали играть в гляделки, а Мисаки растерянно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, кто из них больше сошел с ума, он или эти двое, - В таком случае, будем считать, мы договорились, - снова возвращаясь к легкомысленно манере общения, обронил Фьюхико и перевел взгляд на Мисаки, - Кстати, Такахаши-кун, чтобы ты хотел получить на День Рождения?
- Э, - протянул в конец потерявшийся Мисаки, глядя в ответ с неописуемо нелепым, но от этого не менее милым, выражением лица.
- О, я так понимаю, это значит, что ты предпочтешь какой-нибудь сюрприз, - заговорчески подмигнул ему Фьюхико, пошел прочь из торгового зала, на прощание лишь взмахнув рукой из-за спины.
- Что это было? - жалобно пробормотал Мисаки.
- Знакомство с родителями, - саркастически протянул Суми, смаргивая, - Ладно, что там еще у нас осталось из твоего списка?
Больно почему-то не было, хотя, казалось, что должно быть. Даже печали не осталось. Пустота и какое-то всепоглощающее чувство одиночества, когда сам себе представляешься единственной черной песчинкой в море золотого песка. Кеити продолжал все так же мило улыбаться на все обеспокоенные взгляды Мисаки, которые тот время от времени бросал на него, поджимая губы и даже отвлекшись от поиска продуктов для будущего праздничного угощения, но долго вытерпеть без расспросов тот, конечно, не смог.
- Суми-семпай...
- Да? - отозвался Кеити легко и непринужденно.
- Ты, правда, собираешься его бросить? - замирая, дрогнувшим голосом уточнил Такахаши, когда они уже подкатили доверху нагруженную тележку к кассам.
- А почему нет? - все так же невозмутимо, все так же легко.
- Но ты же любишь Усаги-страршего! - воскликнул Мисаки с жаром.
- С чего ты взял? - насмешливо вглядываясь в покрасневшее личико друга, поинтересовался Кеити, борясь с приступом дурноты и слабостью в ногах, но не переставая держать губы растянутыми в улыбке.
Ну почему отцу Харухико приспичило общаться с ним при Мисаки? И вот теперь ему просто нельзя раскисать. Нельзя позволить увидеть, как ему на самом деле сейчас плохо при одной мысли, что счастье оказалось недолговечным, и, что просто катастрофически не успел надышаться им. А теперь перед смертью разве надышишься?
- Но вы же уже пол года встречаетесь! - воскликнул Мисаки.
- Мы просто время от времени спим вместе...
- Да, нет же! - не унимался Такахаши, от возмущения даже топнувший ногой, - Вы же в театр недавно ходили, а в прошлом месяце на выставку. А еще мы с тобой вместе ему галстук на день рождение выбирали от тебя! Если бы это был просто... - вовремя спохватился Мисаки и мучительно покраснел, на секунду так и замер с приоткрытым ртом, а потом севшим голосом все же выдавил из себя это смущающее до невероятности слово, - секс, тогда зачем надо было заходить так далеко?
- Ты такой наивный, - не выдержал Суми и все же пропустил в улыбку печаль, - Просто любому человеку в этой жизни хочется хоть капельку тепла. И стоит его ощутить, как ты уже не можешь от него отказаться, и тянешься душой навстречу, как тянуться листья цветка к солнечным лучам, даже зная, что когда-нибудь они иссушат его и сожгут.
- Но...
- Пожалуйста, Мисаки, давай закроем тему, - тихо прошептал Кеити, прикусывая губы в кровь, чтобы не позволить сорваться с ресниц слезинкам, уже подступившим к уголкам глаз.
Часть 2
Мисаки впервые праздновал День Рождения с таким размахом, поэтому просто безумно перенервничал, что гостям не понравится угощение или еще что. Такахиро с семьей приехал еще утром, и юноша просто разрывался между кухней, на которой ему всячески старалась помочь Минами-сан, жена Такахиро, и желанием повозиться с племянником, которому недавно только исполнилось полгода и он сидел в своем манеже в гостиной и презабавно угукал, возясь с целым набором разнокалиберных игрушек, накупленных все тем же Мисаки. Хорошо, что в доме Усаги-сана кухня и гостиная были совмещены и отделялись друг от друга всего лишь высокой стойкой, поэтому не имея возможности самому подойти к Мори-тяну, он хотя бы мог видеть, как с ним возяться Такахиро и даже Усами, в порыве чувств презентовавший малышу одного из своих рыжих плюшевых медведей.
- Мисаки, а на скольких человек ты планируешь накрыть стол? - тепло улыбнулась ему Маннами.
- А что? - тут же забеспокоился тот, отвлекаясь от нарезания овощей.
- Просто здесь так много, - протянула девушка, передавая ему сушеный чернослив, - Так сколько будет гостей, кроме нас с Такахиро?
- Вы не гости! - тут же воскликнул Мисаки.
- О, конечно-конечно, - подняла руки та, - И?
- Ну, я рассчитываю еще на двоих, - наконец признался он, и уже тише добавил, - Правда не факт, что неожиданно не нагрянет еще один человек.
- Твои друзья?
- Ну, можно и так сказать. Суми Кеими - мой семпай в университете. Мы дружим с первого курса.
- А второй?
- Ну... э... понимаешь...
- В чем дело, Мисаки? - забеспокоилась она, и даже подошла ближе, чтобы иметь возможность положить руку ему на плечо.
- В общем, - зажмурившись, выпалил Мисаки, - Будут еще мой семпай и его парень.
- Парень? - растерянно сморгнула Маннами-сан.
- Да, - заикаясь кивнул Мисаки, - Понимаете, у них сейчас очень сложный период, но я знаю, что они любят друг друга, поэтому надеюсь, что они смогут все разрешить, если встретятся.
- То есть, твой семпай не в курсе, что ты пригласил его парня? - догадалась девушка.
- Ага, - с трудом выдавил из себя он.
- Не боишься, что они могут испортить твой праздник?
- Нет. Они - дорогие мне люди, и я очень хочу, чтобы у них все было хорошо.
- Ты очень добрый, Мисаки...
Я бы хотел поднять бокал, - начал Суми, успевший за час знакомства буквально очаровать своим обаянием и Такахиро и его жену. Усами, конечно, эта его приветливость и открытость не обманула, он уже имел возможность убедиться, что Кеити на самом деле всегда себе на уме, и хоть та сцена в доме Суми произошла давно, Акихито все прекрасно помнил и предпочитал держать ухо востро. Так и не ревновать Мисаки к студенческому другу он просто не мог. Ну что поделаешь, если все мужчины в их семье были неисправимыми собственниками.
- За нашего Мисаки... - продолжал свою речь Суми, как в дверь позвонили.
- Ты кого-то ждешь? - довольно резко осведомился Акихико у именинника.
- Э, - замялся Мисаки, - Да, я просто не был уверен, что он придет.
- Тогда открывай! - тут же воскликнул Такахиро, - Не вежливо заставлять твоего гостя ждать.
- Ага, - отозвался Мисаки, направляясь к двери, спиной ощущая взгляд Усами, упертый ему между лопаток.
- Зачем ты пригласил его? - голос Акихико раздался из-за плеча так неожиданно, что Мисаки чуть не выронил блюдо, которое собирался вынести к гостям. Руки вспотели мгновенно, сердце зашлось в истошном биении, и юноша решил заблаговременно поставить блюдо на стол, пока не выронил.
- Усаги-сан... - пискнул Мисаки, замирая, когда со спины обняли сильные руки, прижимая к груди.
- Зачем он пришел? - выдохнул Усами ему на ухо.
- Твой брат хороший человек, и мне бы хотелось, чтобы он был счастлив.
- А это тут при чем? - нахмурился Акихико, прижимая его еще ближе, Мисаки сглотнул.
- Мы когда с Суми-семпаем были в магазине позавчера, к нам подошел ваш отец.
- Что ему было нужно на этот раз? - резко бросил Усаги-сан.
- Он сказал, что нашел невесту твоему брату и хочет внуков, поэтому Суми-семпай должен порвать с ним.
- Что? - ошеломленно выдохнул Акихико, в первый момент ему показалось, что он ослышался.
- Ну, они встречаются, - прошептал Мисаки, понимая, что давно пора вернуться к гостям, но в руках Усаги было так тепло, так уютно, и уже никуда не хотелось выходить. Мысли уносили в какие-то уж совсем неприличные мечты, отчего щеки жгло румянцем, а голос совсем пропал.
- Давно?
- Почти пол года. Помнишь тогда, когда он сказал, что приехал не за мной...
- Да. Почему ты мне раньше не сказал?
- Ну, мне показалось, что Суми-семпай не хочет афишировать...
- А мой брат?- Не знаю.
- И что ответил Кеити на предложение отца?
- Что если Харухико дал согласие на этот брак, он порвет с ним.
- А он дал?
- Не знаю.
- И ты пригласил его, чтобы они могли выяснить отношения?
- Да... Ты... - тихо прошептал Мисаки, - Сердишься?
- Нет. Пора возвращаться?
- Что все это значит? - первое, что спросил Харухико, когда они с Суми оба вышли на балкон, якобы за тем, чтобы подышать свежим воздухом.
- О чем ты?
- О твоем звонке.
- Мне казалось, я понятно выразился, - подчеркнуто равнодушно обронил Кеити, опираясь на балконные перила широко расставленными руками. Все-таки Мисаки оказался тем еще интриганом, надо же было так подставить! Он действительно не ожидал, что встретит его здесь, особенно если вспомнить напряженные отношения братьев Усами.
- То есть ты действительно не хочешь больше встречаться со мной? - все так же бесстрастно уточнил Харухико.
- Да, - кивнул он и даже нашел в себе силы посмотреть на него и улыбнуться немного печально, но светло. Для себя Суми уже все решил, и сегодняшняя встреча еще раз утвердила его в своем решении.
- Это имеет отношение к моему отцу?
- Нет. Не имеет.
- Я знаю, что вы встречаетесь.
- Догадываюсь. Но дело не в нем, а в тебе.
- И что же со мной не так?
- Все, - тихо обронил юноша, возвращаясь к огням ночного города, - Ты - наследник трансконтинентальной корпорации, у тебя есть обязательства перед семьей и...
- Прекрати, - оборвал Харухико, подходя почти вплотную и резко поворачивая его к себе лицом за плечи. Он хотел обнять, поцеловать, прижать к себе и уже никуда больше не отпускать. Мысль о том, что придется лишиться этого гордого мальчишки, даже со скованным болью сердцем продолжающим улыбаться, чтобы сохранить лицо, казалась просто невыносимой. Но Кеити уперся ладонью ему в грудь, отстраняя и делая шаг назад.
- Так будет лучше.
- Для кого?
- Для нас. У этих отношений нет будущего.
- Почему ты думаешь, я позволю тебе решать за меня?
- О, я даже не пытаюсь, - усмехнулся Суми не весело, - Я решил только для себя.
- Все решил?
- И тебя не волнует мое мнение на этот счет?
- Как тебя не волновало мое, когда ты отвергал предложенный мной вариант отношений.
- Без обязательств?
- Я и сейчас его не приемлю.
- Это глупо. Мы оба мужчины, у нас просто не может быть взаимных обязательств.
- Можно оформить отношения в другой стране, - непреклонно произнес Харухико, он светло-серые глаза напротив распахнулись в таком непритворном ужасе от такого предложения, что он тут же пожалел о сказанном, хоть и провел весь предыдущий вечер в серьезных раздумьях об этом.
- Нет! - почти вскрикнул Кеити, пятясь, благо балкон в квартире Акихико смело можно было считать еще одной комнатой.
- Ты позволишь мне хотя бы отвезти тебя домой? - неожиданно тихо попросил Усами.
- В последний раз, - сам не понимая, зачем обрекает себя на это, отозвался Суми.
Две недели беспрерывной работы, ночей, проведенных в офисе, бесконечных деловых встреч, зачастую заканчивающихся с началом следующих. Разговоры, рукопожатия, не лица, а костюмы, как оболочки, без заполнения. Даты, имена, номера контрактов и банковских счетов. Усами Харухико всегда отличался обстоятельным, с определенной долей трудоголизма, подходом к работе, но таким его не видели еще никогда. Он намеренно уплотнил свой деловой график до предела, чтобы в его расписании остались свободными минуты лишь на прием пищи и сон, и то не всегда.
Уже на следующий день после день рождения Мисаки его познакомили с будущей невестой. Кроткая, совсем юная девушка, ровесница все того же Мисаки, за все время пребывания в поместье Усами боялась лишний раз глаза поднять, а уж сказать что и подавно. Внешне она была хорошенькой и даже миловидной, хрупкая с классическими азиатскими чертами лица, наверное, она могла бы стать когда-нибудь хорошей и преданной женой, матерью его детей, внуков для нетерпеливого Фьюхико.
Но глядя на неё, он видел совсем другое лицо. И хотелось хоть раз в жизни, хотя бы один единственный раз сделать что-то не для семьи, а для себя самого. Но, конечно же, против воспитания не пойдешь. Он принял все обязательства, произнес необходимый в таких случаях набор фраз. Свадьбу было решено отпраздновать через месяц, поэтому он лишь сильнее стал загонять себя на работе, под предлогом, что после свадьбы он не сможет некоторое время вести дела.
Коллеги и рядовые сотрудники поздравляли его. А он хотел только одного, чтобы кто-нибудь там наверху, отменил все ночи, оставив лишь дни и будни, даже выходные изведя, как вид.
Засыпать в пустой постели было просто невыносимо. Нет, они с Кеити не так часто позволяли себе, утолив страсть, провести вместе остаток ночи в объятиях друг друга. Просто в одиночестве спальни он вспоминал о том, что это все в прошлом, и уже больше никогда не повториться.
Харухико разучился плакать в раннем детстве, но вечером в пятницу, тщетно пытаясь уснуть, и бездумно скользя взглядом по потолку своей спальни, он ощутил горячие дорожки на висках и понял, что так больно в этой жизни ему не было еще никогда.
Выходные запомнились одним смазанным пятном, и даже несколько деловых встреч, запланированных на субботу-воскресенье, не остались в памяти. Зато вечера, наполненные воспоминаниями о былом счастье и горчащий на языке сухим вином, выпотрошили душу, словно котенок, играя, всю вату вывернул из плюшевого мишки, оставив после себя лишь пустыню и желание поскорей снова окунуться в работу, чтобы хотя бы днем забыть обо всем.
Утром в понедельник его разбудил дрожащий голос в телефонной трубке, и не понятно чего больше боялся звонивший, самого факта своего звонка или того, о чем собирался сказать.
- Это Мисаки, я... а вы не знаете, где может быть Суми-семпай.
- Нет. Мы расстались и...
- Он ушел из дома. Даже его родители не знают где он. И из института он документы забрал...
- Что?!
- Вот я и подумал, - не обращая внимания на непроизвольный возглас мужчины, продолжил Мисаки, - Что вы могли бы знать, куда он уехал? Его родители волнуются, да и я тоже...
- Я понятие не имею, куда он мог деться. Повторяю, - приходя в себя, холодно с расстановкой произнес он, - Мы расстались. У нас нет и не может быть друг перед другом никаких обязательств.
В трубке повисла тишина, а потом раздался едва слышный шепот, похоже, Мисаки сам не верил, что говорит это.
- А он любил вас...
- Что ты можешь знать? - без сил откидываясь на подушки, отозвался Харухико.
- Наверное, не много, простите, - прошептал тот в ответ, в очередной раз замолкая. Теперь в трубке было слышно лишь его тихое дыхание, но отключаться он отчего-то не спешил.
- Когда-то вы говорили, - неожиданно твердо произнес Мисаки в полный голос, - Что любите меня. Но неужели то чувство можно сравнить с тем, что вы испытывали к Кеити?
- Нельзя.
- Тогда почему вы не хотите найти его?
- Потому что, раз он проделал все это и даже ушел из института, значит, он не хочет, чтобы я его нашел.
- Т вы так просто сдадитесь?
- Уже сдался. Через месяц у меня свадьба.
Длинная пауза, очень длинная и совсем тихо, едва слышно.
Жизнь потеряла цвет, превратившись в черно-белое подобие киноленты, зато приобрела привкус слез и почему-то крови, наверное, потому что губы часто были прокушены в кровь, в стремлении хотя бы болью заставить себя вынырнуть из болезненных воспоминаний. Все чаще вспоминалась последняя встреча, как алая вспышка фейерверка, расцветшего в чернильно-черном небе, и страсть выжегшая души до руин и развалин.
Харухико вез его домой намеренно медленно, и путь, который в любое другое время занял максимум двадцать минут, растянулся почти на час. Но что дала эта отсрочка им обоим, кроме боли в сердце и волчьей тоски? Ничего. Вот только когда машина остановилась напротив его дома, Кеити просто не смог себя заставить уйти сейчас, так и не проронив ни слова. Но все слова были сказаны, разве нет?
Мысль была безумной, обжигающей и горькой, как пережженный сахар. Он резко распахнул дверцу машины и выбрался в прохладную ночь. Безразличные звезды, смотрящие с неба на землю миллионами глаз, вот все, что встретило его там. Харухико даже не попытался завести машину и уехать. И Кеити решился. Открыл заднюю дверь и снова забрался в салон автомобиля, встречаясь с напряженным взглядом Усами в зеркальном отражении.
- В последний раз, - прошептал он одними губами, уже зная, что мужчина просто не сможет ему отказать. И, конечно, не ошибся. Харухико так же вышел в ночь, чтобы через секунду оказаться с ним рядом, так близко и в тоже время уже так ужасающе далеко, что даже страшно.
- Ты все еще настаиваешь на разрыве? - спросил он, притягивая его к себе и заключая в объятия, в которых Кеити даже вздохнуть боялся, так пронзительна показалась ему их последняя близость.
- Но все равно хочешь сделать это?
- Хочу! - требовательно бросил он, усаживаясь на колени мужчины верхом и почти тут же принимаясь стягивать с него галстук и расстегивать рубашку.
- Ты будешь... - начал Харухико, но к его губам прижались холодные от нервного возбуждения пальцы.
- Не буду. Не говори ничего, пожалуйста, - прошептал он молящее и тут же приник к строго сжатым губам, бессловесно прося раскрыться, позволить ему целовать себя глубоко и страстно, в последний раз.
Харухико просто не умел ему отказывать, это он понял уже давно, поэтому уже через несколько минут сам нетерпеливо целовал запрокинутую шею и хрупкие на вид ключицы, помогая Кеити избавиться от так мешающих сейчас им обоим джинс. Смазки почти не было и это оказалось куда больнее, чем казалось, но останавливаться не захотел ни тот, ни другой. Глубоко, до самого предела, до прерывистых стонов и слез в уголках глаз, которые всегда будет можно списать на боль, а не на тоску и отчаяние, вгрызающиеся в душу с каждым новым глубоким толчком.
Жить одному было не привыкать, родители часто оставляли его одного, отправляли в очередной тур по поддержке новой книги его отца. Сложнее оказалось самому контролировать свои расходы. Работа в маленьком уютном ресторанчике официантом, была не настолько прибыльной, чтобы позволить себе лишнее, даже с учетом довольно щадящей цены за съемную квартиру. Но Кеити лишь упрямей продолжал заставлять себя смириться и даже начать привыкать именно к такому образу жизни. В ближайшие полгода, а, может быть, даже чуть больше, его не ждало ничего другого. Так он решил для себя и не собирался отступать. К тому времени, когда он вернется к родителям, Харухико уже будет женат, а возможно даже успеет стать счастливым отцом семейства на радость Фьюхико. Временные неудобства стоили счастья человека, которого он так неожиданно полюбил, поэтому имело смысл двигаться прежним курсом. Снова и снова, каждую ночь лежа на спине в холодной постели и вспоминая больно, но разве может существовать в этом мире боль, к которой человек не сумел бы привыкнуть? Почти три месяца одиночества, показались целой жизнью. Но разве велика цена за счастье?
После работы Кеити вышел уставшим и вымотанным, но поразительно умиротворенным. Такого безразличия в своим собственным воспоминаниям он давно не ощущал. Это успокаивало и даже обнадеживало. Может быть вот оно - свыкся, привык, устал мучаться, и теперь так и будет жить себе тихо, мирно, никому не мешая, ничего не чувствуя, почти не живя, лишь существуя. Голова была поразительно пуста ровно до того момента, как рядом с тротуаром притормозила черная сверкающая машина. Стекло окна плавно отъехало вниз, и темно-серые глаза впились в осунувшееся лицо требовательно и даже жестко.
- Садись, - бросил Фьюхико, распахивая дверь салона и подвигаясь.
Кеити до этого смотревший на него, как завороженный, медленно сморгнул и отрицательно помотал головой. Фьюхико изогнул бровь, демонстрируя свое недовольство, но ничего не успел сделать, когда парень неожиданно сорвался с места и побежал, так, словно за ним гнался сам дьявол. Безумие? Возможно. Но о какой разумности может идти речь, когда сердце бьется о ребра так часто и отчаянно, что, кажется, сейчас застрянет в горле и не даст вздохнуть?
Взлетев по шаткой лестнице на верхний этаж, Кеити судорожно открыл обшарпанную, кА Ки все в безликом коридоре, дверь, и тут же захлопнул её за своей спиной, приваливаясь и без сил сползая на пол.
Когда сердце перестало биться в горле, и он смог хоть чуть-чуть осознать произошедшее, решение пришло само собой. Поднявшись на плохо держащие ноги, Суми нашел в шкафу чемодан и быстро покидал туда свои не хитрые пожитки. Зарплату выдали только вчера, он еще не успел расплатиться с хозяйкой квартиры за следующий месяц, поэтому единственным выходом было уехать из города, как можно скорей. О том, что если его смогли найти однажды, смогут сделать это снова, он старался не думать.
Он был уже полностью собран и готов к бегству, когда в дверь настойчиво постучали. Сердце бухнуло в пятки. Взгляд заметался, зацепившись за балконную дверь. Там совсем рядом с ним, по стене дома сползала пожарная лестница, и этаж был не большой, всего лишь четвертый. Не помня себя, Кеити вылетел на балкон, перебираясь на пожарную лестницу. Чемодан, правда, пришлось оставить, но все самые ценные вещи у него были в рюкзаке на спиной. Не то чтобы у Суми был опыт подобных побегов, но, как известно, у страха глаза велики. Спрыгнув на мокрый после непродолжительного дождя асфальт, он, подняв голову, еще успел увидеть на своем балконе хмурое лицо Фьюхико, прежде чем быстро побежать к ближайшему спуску в метро.
Он думал, что ему удалось. Получилось сбежать от прошлой жизни, так неожиданно настигшей его. Но ошибся. Кеити уже обессилено откинулся на сиденье поезда, переводя дух и стараясь не думать, что ждет его впереди. Вагон дернулся и плавно двинулся с места. Дышать стало легче. Но поезд неожиданно замер вновь.
- Суми Кеити, вас ожидают на перроне, - раздался из динамиков женский голос, не сумевший скрыть волнение, даже за расстоянием и вереницей электронных сигналов, - Пожалуйста, покиньте экспресс.
Кеити прокусил губу до крови, на секунду сильно, до боли в глазах зажмурился и послушно поплелся к выходу. Глупо было даже пытаться. Мужчины семьи Усами если что-то хотят, всегда добиваются своего.
- Зачем? - вскинув на мужчину полные боли глаза, спросил он вместо приветствия.
- Ты нужен моему сыну.
- Нет, - отрезал он так твердо, как только мог.
- Ты сомневаешься в его чувствах к тебе?
- Я вам уже говорил, не было никаких чувств...
- Разве? - перебил его Фьюхико и сделал один шаг навстречу.
Юноша попятился. За спиной набирал скорость поезд, который должен был увезти его от этого безумия, этой боли. Но не увез. Мелькнула мысль - всего пара шагов и под колеса, ни боли,лишь темнота, но так же быстро пропала. Слишком трусливо, Суми так просто не мог.
- Я не ищу с ним встреч. Просто живу, никому не мешая.
- Никому? Мой сын погибает без тебя.
- Вы преувеличиваете. Он скоро женится, его невеста...
- Я расторг помолвку от имени сына.
- Но он, похоже, даже не заметил этого. Почему ты упрямишься, ведь я сам пришел за тобой?
- Я люблю его, - тихо почти не слышно произнес Суми, сдаваясь. Какой смысл лукавить, тем более сейчас? - И не хочу ломать ему жизнь.
- Ты слышал? - усмехнувшись, поинтересовался Фьюхико у кого-то у него за спиной.
- Да, - раздалось над самым ухом.
Кеити медленно обернулся и уткнулся взглядом в шею, стянутую темно-бордовым с серебряной вышивкой галстуком, он сам подарил его ему.
Перед глазами завертелись искры, ноги ослабли и Суми медленно осел на асфальт, уже не почувствовав, как его подхватили сильные руки, унося с собой в прежнюю жизнь. Может быть, порой не так уж плохо возвращаться?
Эпилог
Кеити проснулся в полумраке спальни и первое, что он увидел - это лицо Харухико, крепко спящего рядом с ним. Во сне черты старшего Усами расслабились и потеряли привычную резкость. Он глубоко и ровно дышал, и Кеити непроизвольно залюбовался им. Им редко удавалось даже после бурного секса, вот так просто провести ночь в одной постели. Суми предпочитал возвращаться домой на ночь, не желая демонстрировать взрослому любовнику совою привязанность. Может быть зря? Но сейчас в этих странно ленивых мыслях уже не было смысла. Ничего не будет как прежде, каких бы усилий Харухико, да и он сам, к этому не прилагали.
Кеити глубоко вздохнул и сел, свешивая ноги на пол. Надо было позвонить родителям, все им объяснить, а то те пару писем, которые он им отправил по электронной почте, находясь в добровольном затворничестве, не содержали ровным счетом ничего примечательного, лишь сообщали, что их сын жив, здоров и его устраивает новая жизнь.
Он уже собирался вставать, когда его поясницы коснулись теплые пальцы, но он все равно непроизвольно дернулся.
- Куда ты? - требовательно спросил Харухико, приподнимаясь на локте.
- Позвонить.
- Кому?
- Родителям.
- Уже поздно. Ложись. Позвонишь утром.
- Тогда мне нужно...
- Не нужно. Иди ко мне.
- Почему?
- Послушай, - Кеити наконец нашел в себе силы повернуться, - Я...
- Любишь меня, - отрезал Харухико, перехватывая его запястье и поднося к губам.
- Нет! - тут же взвился он, но щеки все равно обожгло.
- Да, - так же непреклонно бросил тот, - Я все слышал, нет смысла лгать.
- Да, даже если и так, это ничего не меняет! - не унимался Кеити, пытаясь вырвать руку, но, разумеется, не преуспел.
- Это меняет все, - выдохнул Харухико и резко дернул его на себя.
- Отпусти меня, - потребовал Кеити тихо.
- Ни за что на свете.
- Ты снова все решаешь за меня?
- Смирись.
Кто сказал, что любить Усами просто? Быть любимым им еще сложней.
@темы: Junjou Romantica, яой, фанфики, аниме, R
Название: Дьявольская валентинкаАвтор: Небо в глазах ангелаБета: нетПейринг: Себастиан/СиэльРейтинг: PGЖанр: романс с привкусом ангстаРазмер: миниСтатус: законченДискламер: даже не претендуюПредупреждение: 1. напоминаю, в дневе я выкладываю не беченые фики, поэтому большая просьба ошибок не пугаться; 2. Полный ООС и Себастиана, и СиэляОт Автора: написано в подарок ПЧам ко Дню Святого Валентина. Понимаю, что поздно, но написалось, поэтому выкладываю.
Дьявольская валентинка
День Святого Валентина в этом году не предвещал ничего необычного, точнее Сиэль так думал, до недавнего времени. С утра вместе со свежим номером «Тайсм» принесли коробку в оберточной бумаге с сердечками, большой розовой ленточкой и открыткой размером с эту же коробку. Думаете, граф удивился? Конечно, нет. Лиззи была в своем репертуаре. Читать не имело смысла, и так было ясно, что там, но под испытующим взглядом Себастиана, всегда излишне трепетно, на вкус графа, относящегося к его отношениям с невестой, пришлось открыть пестрое послание и вчитаться в не блещущий оригинальностью текст. Много сердечек, постоянно во всевозможный вариациях повторяющееся слово «люблю», ну и прочие, слащаво-приторные глупости. Глубоко вздохнув, чтобы не расхохотаться в голос, и, кивнув Себастиану, чтобы передал курьеру ответное послание, он отставил коробку с подарком на край стола, даже не распаковывая. Лиззи уже давно была не способна удивить его, после того как кукольник захватил её, и она подвластная его нитям пыталась его убить, пожалуй, тогда был последний раз.
- Вы не откроете, мой господин? - тихий, до раздражения учтивый голос, иногда хочется разозлиться и ответить, что-нибудь грубое и совсем не по-взрослому, что порой он и позволял себе, но сегодня сдержался.
Сиэль вообще не понимал смысл этого странного праздника. Нет, благодаря учительскому таланту Себастиана он знал историческую подоплеку этого древнего торжества, но все-таки четырнадцать лет - не тот возраст, в котором не погодам серьезный и рассудительный граф мог бы всерьез задуматься о любви. Все это казалось таким глупым и наигранным, что он планировал провести весь день дома, несмотря на то. Что его как графа и лорда пригласили на несколько светских раутов в честь Святого Валентина. И если Себастиан и не одобрил такое решение своего господина, то, как всегда ничего не сказал, разве что улыбнулся с неуловимым вызовом. Сейчас у Сиэля даже закралась мысль, мог ли демон предполагать, что день продолжится так, как сейчас?
Грелл появился как всегда неожиданно. Без стука в дверь или звонка. Сиэль как раз пил уже подстывший чай, когда оконное стекло упало внутрь и еще неизвестно чем бы это происшествие закончилось для графа, сидящего в своем любимом кресле как раз под ним, если бы не его дьявольский дворецкий.
- Себастиан, - выдохнул мальчик испугано, вцепляясь пальцами в плечи своего слуги, вовремя выхватившего его из-под стекла, защищая от осколков собственной спиной.
- Не бойтесь, мой господин, все уже закончилось, - неожиданно наклонив голову слишком близко, обдавая губы дыханием, произнес он.
- Себастьянчик! - раздалось тут же из оконного провала, лишая момент интимности и Сиэль, находящийся сейчас к демону слишком близко смог даже разглядеть момент, когда алые глаза сощурились не добро и даже зло и обычный человеческий зрачок, вытянулся в вертикальную полосу змеиного.
- Себастиан, - одними губами прошептал мальчик, под впечатлением от увиденного.
- Я никогда не причиню вам вреда, мой господни, - коротко бросил тот, так и продолжая держать графа на руках, как пушинку, ну, для демона, вполне возможно, это было и так. И повернулся к нарушителю спокойствия, корчащего умильные рожицы с подоконника.
- Вы что-то хотели, мастер Грелл?
- О, Себастьянчик, сегодня же День Влюбленных! Целуй меня быстрей, я весь твой! - пламенно воскликнул он и бросился на замершего с мальчикам на руках мужчину, но демон, как всегда сделал всего лишь один шаг в сторону, когда шинигами уже стало казаться, что тому не избежать его страстных объятий.
- Постыдились бы, Сатклифф, - укорил его Себастиан, обманчиво ровным голосом, - Не при графе же.
- О, прости-прости, - поднимаясь на ноги, быстро зачастил Грелл, - Конечно-конечно, не будем смущать ребенка.
- Я не ребенок, - ледяным тоном бросил в ответ Сиэль, вскинув глаза на слугу, и тот сразу же поставил его на пол, оправляя одежду и перевязывая сбившийся галстук.
- Но Себастьянчик, как же я могу признаться тебе в любви, когда ты вечно возишься с этим мальчишкой! - взвился Грелл, за что тут же получил такой презрительный взгляд со стороны дворецкого, что предпочел вовремя прикусить язык, - Графчик, а вы отдадите мне Себастьянчика ненадолго? - тут же состроил он умоляющую мордашку.
- Нет! - резко воскликнул Сиэль, сам не осознавая причину своей горячности, - Себастиан мне нужен, - произнес он уже более спокойно.
- Зачем? - огорченно заныл Грелл, но тут же встряхнулся, - О, граф, вы хотите использовать его в своих тайных сексуальных игрищах, - просиял он озаренный догадкой.
- Что?! - бедный Сиэль от такого предположения ушел в ультразвук, все же граф был еще очень юн, а воображение у Сиэля было с детства богатое. Себастиан же, видя что Грелл снова открывает рот, просто закрыл ладонями уши мальчика, тот даже возмутиться не успел. Три отрывистые, короткие фразы. Сиэль не расслышал, хотя Себатиан и не вдавливал ладони в его уши, так что по идеи, стоя так близко должен был расслышать, но, по-видимому, демон все же сделал что-то инфернальное, потому что Грелл замер с приоткрытым в изумление ртом и резко съежился, когда Себастиан закончил говорить.
- Э, ну я пойду? - первое, что услышал юный граф от красного шинигами, разом растерявшего всю свою наглость и напор, под взглядом демонического дворецкого дома Фантомхайв.
- Прошу вас, - максимально вежливо отозвался Себастиан, а Сиэль лишь растеряно моргнул, но Грелл уже перебрался через подоконник и спрыгнул в сад.
- Что ты сказал ему? - требовательно вопросил он, вскидывая взгляд на слугу.
- Грязно обругал, мой господин, - не моргнув глазом, не соврал, но явно не досказал правду, тот, - Вам еще рано знать такие слова.
- Я - не ребенок, - зашипел мальчик разъяренно, - Если ты забыл.
- Как я могу? Я бы не стал служить ребенку.
- Вот как? Тогда...
- Сиэль! - вопль от двери раздался узнаваемый, но по своему обыкновению неожиданный, разноцветный вихрь, и вот Сиэль уже в объятиях принца. Все же индийская невоздержанность в эмоциях юного графа весьма напрягала, зато принц Сома с завидным упрямством продолжал игнорировать недовольство Фантомхайва.
- Да, отцепись ты от меня! - зашипел Сиэль, но, разумеется, это ему мало помогло.
- Да, ладно тебе, - зачастил принц, все же будучи старше и пока, в физическом плане, сильней, - Я пришел тебя с праздником поздравить!
- С каким праздником?! - уже полупридушино просипел Сиэль.
- Как с каким? - искренне изумился Сома, отстраняясь и давая графу хоть ненадолго вздохнуть, - Так сегодня же вы, англичане, празднуете этот ваш День Влюбленных.
- А ты-то тут причем?
- Как причем? Ты мне так нравишься!
- Его Высочество хочет сказать... - начал было Агни, просительно глядя на злобно сверкнувшего глазом Сиэля, - ... что испытывает к вам нежные чувства.
- Какие чувства?! - в полном обалдении зарычал Сиэль.
- Наверное, вы хотели сказать, теплые чувства, - уточнил Себастиан, приходя на помощь Агни, еще плохо умеющему ориентироваться в тонкостях смысла чужого языка.
- Да, именно их! - вместо своего слуги, отозвался принц.
- Тогда причем здесь День Влюбленных?! - безрезультатно попытался отпихнуть его от себя Сиэль.
- При том, что я хочу тебя поздравить, - весело расхохотался принц и неожиданно потянулся губами к замершему в изумлении Сиэлю. Но даже Агни не успел ничего предпринять, когда юного принца резко вздернула вверх за шкирку, как нашкодившего котенка, рука в белой перчатке.
- Себастиан, - произнесли три голоса с совершенно разными интонациями: Агни - предостерегающе, принц - обиженно, а Сиэль, как не странно, даже немного испуганно.
- Не беспокойтесь, мой господин. Просто в обычаях далекой страны, откуда родом Его Высочество такие отношения вполне естественны.
- Какие отношения? - тупо переспросил Сиэль, находясь в какой-то полуобморочной прострации.
- Когда друг целует друга, - после паузы произнес дворецкий, сдавая принца с рук на руки его слуге.
- Целует?
- Ну да, - вклинился тот, - Ты же не думал, что я тебя съесть собираюсь! Между прочим, среди моей семьи каннибализм никогда не поощрялся. У меня даже отец издал специальный закон...
- Что? - слабым голосом прохрипел Сиэль.
- Я думаю, что мой господин немного устал, - мягко обронил Себастина, склоняясь перед принцем в учтивом поклоне, - Вы не могли бы оставить его и прийти чуть позже.
- Зачем? - требовательно вопросил Сома.
- Тогда у вас будет чуть больше времени разобраться в традициях этого традиционно английского праздника.
- Я что-то не так понял? - огорченно вздохнул Сома, стрельнув глазами на так и сидящего неподвижно Сиэля.
- Немного. У нас не принято, чтобы мужчины целовали друг друга.
- Нет? А что в этом такого?
- В наших традициях такого нет, - твердо произнес Себастиан, переводя взгляд на Агни.
- Да, господин, - включился тот, - Не стоит пренебрегать традициями государства, в котором мы всего лишь гости.
- Ну, если вы оба так считаете, - протянул Сома раздумчиво, - То ладно. Я зайду к тебе попозже, Сиэль! - радостно возвестил он и удалился.
- Мне все это снится, да? - обессилено откинулся на спинку кресла Фвнтомхайв.
- Не думаю, мой господин. Но вы всегда можете попробовать ущипнуть себя для достоверности, - посоветовал он лукаво.
- Издеваешься? - угрожающе зашипел мальчик.
- Ну что вы, мой лорд, как можно, - улыбнулся ему мужчина, подливая в опустевшую чашечку терпкий черный чай с бергамотом.
- Это правда, что у них это в порядке вещей?
- Что мой господин?
- Не притворяйся, что не понял.
- Да, в восточных культурах такие отношения вполне приемлемы.
- То есть двое мужчин могут не только дружить, но и...
- Быть любовниками.
- Почему вас это удивляет? - притворно вскинул брови слуга в изумлении.
- Но... но как... - попытался объяснить мальчик, но густо покраснел и стал дышать ртом, так невыносим оказался стыд от одной мысли.
- Чисто технически? - все так же мило улыбаясь, уточнил дворецкий. Но вдоволь налюбоваться на смущенного до нельзя графа, ему не дали. Двери распахнулись вновь и на пороге возник Лау в обнимку на этот раз в обнимку аж с двумя китаянками.
- Дрогой граф Фантомхайв, - пафосно начал китаец, - Разрешите в честь такого замечательного праздника, как День Влюбленных преподнести вам скромный, но просто восхитительный и невероятно полезный подарок, - он сделал эффектную паузу, выжидательно глядя на сидящего в кресле мальчика, и когда тот легко, почти неощутимо кивнул, легко подтолкнул в спинку одну из девушек, которая плавной походкой побогнула массивный стол и опустилась на колени перед Сиэлем, положив голову ему на бедро.
- Что это? - строго посмотрел на торговца Сиэль.
- Подарок.
- Девушка?
- Конечно. Разве она не прекрасна?
- У меня есть невеста.
- И что с того?
- И это по-вашему повод...
- Прощу прощения, мой господин, - мягко вмешался дворецкий, - Думаю, в этом случае тоже есть некоторое недопонимание английских традиций.
- В Китае вполне естественным считается, когда у состоятельного человека кроме постоянной жены, есть еще и временная, а за частую и несколько таких.
- Прошу вас, не стоит так волноваться. Это всего лишь китайская традиция.
- То есть они фактически являются его любовницами? - не унимался Сиэль.
- Фу, граф, как грубо, - протянул китаец почти оскорблено, - В понятие временной жены вы вкладываете совсем уж пошлый смысл. Все совсем не так.
- Что простите?
- Не нужна мне никакая жена ни временная, ни постоянная, - отрезал Сиэль жестко и даже не сильно оттолкнул от себя девушку, продолжающую прижиматься к его бедру щекой.
- Мой господин, а как же леди Элизабет, - тут же вмешался дворецкий.
- Э, - замялся было Сиэль, но потом сурово бросил, - Нам с ней еще рано думать о чем-то подобном.
- Но время летит так быстро, - прокомментировал Себастиан.
- Вот именно, еще неизвестно, сколько мне жить на этом свете, - бросив на демона короткий взгляд, высказался Сиэль и снова посмотрел на погрустневшего китайца.
- Вам не понравился мой подарок? - тяжело вздохнул он, - А может быть вы её не в дар возьмете, а просто на...
- Думаю, вам пора, господин Лау. У графа сейчас по расписанию послеобеденный сон.
- О, юный граф спит днем? - изумился тот, не спеша уходить.
- Не сплю, - холодно отбрил Сиэль, с раздражением встречаясь со взглядом алых глаз своего слуги, - Но планирую начать, если у меня в поместье каждый день будет такой цирк.
- О, так значит, я не первый кто пришел вас поздравить? - полюбопытствовал Лау, но послушно попятился к двери, вместе с обеими китаянками под взглядом дворецкого.
- Боюсь, - с непередаваемой скорбью в голосе, произнес Себастиан, - Что и не последний.
- За что? - тихо, словно сам с собой выдохнул Сиэль, но Лау уже скрылся за дверью, а Михаэлис предпочел на этот раз не заметить маленькой слабости юного графа.
- И кто будет следующим? - неприязненно поинтересовался Сиэль из своего кресла, разумеется, спать он не собирался, хоть после слов дворецкого ощутил, что его и вправду немного клонит в сон.
- Надеюсь, - притворно мягким тоном отозвался тот, - Что...
- Дьявольский дворянин! - да, кого еще могла принести нелегкая, только Гробовщика, до кучи. Но когда эксшинигами кинулся к нему от двери с радостным воплем, Сиэль только и успел резко поджать ноги к груди и обхватить голову руками. Да, такой реакции от извечно ледяного и невозмутимого графа не ожидали ни Гробовщик, замерший перед креслом в явной растерянности, ни Себастиан, который тут же отстранил его от мальчика и опустился перед ним на колени.
- Вам лучше уйти, - холодно обронил демон, даже не обернувшись.
- О, похоже, мальчонку уже до меня извести успели, - понимающе усмехнулся тот, и лишь положил на стол черный конверт, запечатанный изящным костяным крестиком, - Ну, надеюсь, ты все же найдешь время прочитать мою валентинку, граф Сиэль Фантомхайв, - бросил он, не оборачиваясь махнув рукой на прощание.
- Мой господин, - очень мягко, обхватывая ладонями тонкие щиколотки мальчика и заставляя опустить ноги на пол, произнес Себастиан.
- Не надо, - глухо отозвался тот, убирая руки от лица, но не открывая глаза.
- Он вас напугал.
- Тогда в чем дело?
- Наверное, мне действительно стоит вздремнуть... - тихо отозвался тот, щеки залил отчаянный румянец, но Сиэль никогда бы не признался даже самому себе, что просто устал быть взрослым, просто все эти такие недетские поздравления ужасно утомили его. Даже слащаво-праздничный подарок Лиззи стал казаться куда предпочтительней всего этого. Горло сдавило, словно невидимой рукой, дышать стало трудно, думать еще труднее. Хотелось тишины и покоя, может быть даже вечного, но что поделать, если не дано. Самым трудным было встать из кресла и дойти до спальни. Казалось, что ноги просто не станут держать, дурнота навалилась неожиданно, и Сиэль уже прекрасно знал, что значит такое его состояние, это было сродни депрессии, но так как граф никогда никому не признавался, что может испытывать нечто подобное, некому было его просветить в медицинском аспекте его самочувствия. Себастиан если и знал за ним нечто подобное, как всегда, виду не подавал. Поэтому Сиэль резко сжал ладонями подлокотник, и с трудом удерживаясь, чтобы не закусить губу от напряжения, попытался подняться, но неожиданно его подхватили сильные руки и прижали к широкой груди. Глаз распахнулся сам по себе, просто от неожиданности.
- Себастиан, - слабым голосом произнес он, и лишь послушно обнял шею дворецкого руками.
- Все хорошо, - тихо проговорил тот, тепло дыхнув ему в волосы, - Просто спи.
Сиэль даже не успел возмутиться неподобающим обращением, глаза закрылись сами по себе, и он покорно обмяк в объятиях демона.
- Себастиан, - позвал в пустоту комнаты проснувшийся мальчик, словно желая распробовать вкус имени на губах.
Раньше, когда-то в другой жизни, у него был аромат тепла и собачьей шерсти, а еще полузабытое ощущения щекотки на щеках и ладонях от горячего, влажного, ярко-розового языка. Когда-то Себастианом звали любимого друга, сейчас так зовут ненавистного демона, ненавистного ли? Чувства были слишком противоречивыми. Себастиан Михаэлис, великолепный дворецкий, личный демон, обещавший сопроводить его прямо в ад, когда придет время, но отчего-то отказавшийся это делать, когда Сиэль уже ничего иного и не ждал для себя. Тогда, два года назад, Сиэль решил. Что Себастиан просто решил помучать его подольше. Теперь он предпочитал вообще не вспоминать о том. Может жить как прежде, может выполнять свой долг перед страной и лично Её Величеством, что еще нужно? Быть может любви? Почему в День Святого Валентина всегда посещают такие странные мысли? Может это вирус какой? Вирус любви, а точнее её ожидания. Даже если никогда раньше даже не думал испытывать нечто подобное. Именно сегодня душа охватывает какое-то тонкое томление и хочется чего-нибудь особенного, неожиданного, волнующего. Вот только где же взять что-нибудь этакое? Ну, не к Элизабет же с визитом наведываться?
- Вы звали меня, мой господин, - голос демонического слуги не разрезал тишину, а стал её продолжением. Мальчик в ответ лишь перевернулся со спины на бок и поджал к груди ноги.
- Просто говорил сам с собой, - умиротворенно и очень тихо, после непродолжительных приступов депрессии Сиэль всегда не многословен и очень тих.
- Ты сказал, что надеешься...
- О чем?
- О поздравлениях на День Святого Валентина...
- Ах, вы об этом, - понимающе усмехнулся слуга, опускаясь на постель, рядом с мальчиком, даже не вздрогнувшим от такого его поведения.
- Так на что ты надеялся?
- Что мой подарок станет последним.
- Подарок?
- Но мы же оба мужчины...
- Я помню.
- И, кажется, не влюблены друг в друга...
- Кажется? Вы сомневаетесь?
- Нет, просто... ты сейчас так близко...
- И что вам хотелось бы сделать? Убежать?
- Тогда что?
- Я не знаю... слишком...
- Близко?
- ...сложно.
- Вам уже четырнадцать.
- Уже? Другие говорят еще...
- Мы оба знаем, что в вашем случае это неоправданно.
- Наверное, ты прав... мне жарко, когда ты так близко.
- Мне тоже, когда так близко вы.
- И что теперь?
- А чтобы вам хотелось?
- Провоцируешь?
- Совсем чуть-чуть.
- Хорошо, а если я скажу «поцелуй»?
- Поцелую.
- А если «уйди»?
- Уйду.
- Потому что тебя обязывает контракт?
- Контракт всего лишь условность.
- Тогда почему?
- Промолчу.
- Что?! - резко развернулся Сиэль к слуге, нависающему над ним.
- Не надо так кричать, мой господин, - пожурил тот, легко поднимаясь на ноги.
- А как же моя валентинка? - не унимался мальчик, которому просто до слез стало обидно, что та интимность момента, которую он только что ощущал всей кожей, и которая заставляла что-то сладко трепетать в груди, была так грубо скомкана и отброшена за ненадобностью.
- О, конечно, - покладисто склонил голову демон, - Вот она, - и вложил в требовательно протянутую руку графа запечатанный по всем правилам конверт.
Даже не стесняясь своей несдержанности, Сиэль варварски вскрыл его, разрывая чуть ли не на мелкие кусочки, и с растерянности уставился на фигурный маленький ключик, выпавший из него.
- Что это?
- Ключ.
- От чего?
- Секрет.
- Что?! - взвился юный граф, чуть ли не подпрыгивая на кровати, - И как это понимать?
- Лишь так, что когда вы найдете то, что можно им открыть, объяснения вам уже не понадобятся.
- А если я не найду?
- Найдете. Вы же Фантомхайв, вам не знаком вкус поражения.
- Зато я знаю вкус унижения, - тихо, стеклянными глазами посмотрев сквозь него, прошептал мальчик, без сил опускаясь на постель.
- Думаете, это может меня смутить?
- Нет. Ведь ты пришел сюда за ним.
- Нет. Я пришел сюда за вами.
Не проясненные чувства
- Посмотри на себя, ты так желаешь моих ласк, что готов умолять, - гортанно рассмеялся Асами, с легкостью удерживая ноги мечущегося под ним Акихито на своих плечах и двигаясь в теле любовника размашисто и глубоко.
- Куда девался смущающийся от простого поцелуя с мужчиной Акихито? - прекрасно зная, куда он девался, и кто тому виной, все же продолжил подтрунивать над юным фотографом гангстер.
- Да, плевать мне, что ты мужчина! - выкрикнул Такаба, отчаянно прогибаясь, стремясь тем самым лишь глубже и резче принять его в себя.
- Вот как? - намеренно сбиваясь с установившегося ритма, и принимаясь двигаться медленно и неторопливо, рыкнул Рюичи, - И на то, что ты тоже, плевать?
- Да... - даже не простонал, захныкал парень, просто не в силах терпеть эту сладкую пытку, - В постели с тобой я уже привык чувствовать себя последней шлюхой!
- Если ты еще раз, - замерев, угрожающе раздельно, чеканя каждое слово, произнес Асами, не отрывая от шальных глаз мальчишки побелевшего от ярости лица, - подумаешь о себе так рядом со мной...
- И что? - зло бросил Акихито, с трудом выныривая из круговорота всепоглощающей страсти и вспоминая, что моська тоже может кусаться, - Отлучишь от постели?
- Акихито, ты нарываешься, - тихо произнес Асами, но уже даже без угрозы, не предупреждая, констатируя.
- Уже нарвался, - сверкнув прояснившимися глазами, колко бросил Такаба.
- Хорошо. Давай попробуем по-другому, - отпуская его и возвращаясь на свою половину кровати, холодно произнес Асами.
- Не надо, - обреченно вздохнул Акихито, неожиданно потухая, как пламя свечи, сбитое дуновением дыхания, - Я уже привык так, как есть.
- А как есть? - так же холодно уточнил Рюичи.
Ледяное спокойствие вообще было его естественным состоянием, когда он злился пусть даже не на кого-то, а на себя самого, как сейчас. Ему следовало подумать об этом раньше, и вместо того, чтобы забавляться тем, как с минимальными потерями для своих нервов заставить мальчишку переехать к нему, лучше бы позаботился о хорошем психологе для него после всей этой истории с похищением.
- Не надо, Асами, - бесцветным голосом отозвался Такаба, поворачиваясь на бок к нему спиной и сворачиваясь в позу эмбриона, - Я все понял, и больше не буду так говорить.
- Я разве говорил о словах? Я хочу понять, что происходит в твоей голове.
- Ничего достойного твоего внимания. Продолжим?
- Нет, - коротко выдохнул гангстер, давно сыскавший себе в определенных кругах репутацию бесчувственного и не знающего сочувствия человека. Придвинулся к замершему на своей половине кровати Акихито и собственническим жестом обнял его поперек груди, притягивая к себе спиной. Тот замер, явно ожидая продолжения и только через несколько минут ровного дыхания в затылок осознал, что сегодня уже ничего не будет и стал постепенно расслабляться, пока так и не уснул, убаюканный чужим теплом.
Утро началось непривычно. Обычно Асами уже не было в квартире, когда Акихито, утомленный жаркой ночью, просыпался, но сейчас он открыл глаза и почувствовал, что тот до сих пор крепко прижимает его к себе. Уютно и непривычно одновременно. И почему-то почти сразу всплыла мысль, что ему хотелось бы, чтобы в их совместной жизни, если это можно так назвать, таких пробуждений было бы больше. Но Акихито со свойственным ему упрямством загнал здравую мысль поглубже в подсознания и заворочался. И тут же почувствовал, как мужчина ослабил хватку, давая ему возможность повернуться и встретиться с ним глазами.
- Э, - замялся он, - Почему ты не на работе?
- У меня выходной.
- А, - протянул Такаба, отчего-то смущаясь пронзительных черных глаз и отводя взгляд.
- Нет, - коротко бросил Рюичи, сдавливая пальцами его подбородок, - Смотри на меня.
- Зачем? - судорожно сглотнул Такаба, но глаза послушно поднял.
- У нас сегодня много дел.
- Каких?
- Начнем с доктора.
- Что?! - от негодования Акихито аж подпрыгнул на постели и резко сел.
- Не кричи, - одернул его Рюичи, тоже поднимаясь.
- Да, не нужен мне никакой доктор!
- Ты так уверен?
- Да, с чего ты вообще решил меня к нему отвести?! - не унимался он, даже не замечая ледяных интонаций. Привык, - Я просто вчера хотел позлить тебя!
- Позлил. Теперь будешь нести ответственность за последствия.
- Ненавижу, - выпалил Акихито в отчаянии и попытался быстро слинять в ванную, чтобы хоть там позлится в свое удовольствие, но Асами резко сомкнул пальцы на его запястье и дернул на себя. Разумеется, Такаба потерял равновесие и буквально впечатался в его объятия.
- Я люблю, когда ты сопротивляешься, - выдохнул ему на ухо Асами, - Но терпеть не могу, когда ты откровенно врешь.
- Ты меня спровоцировал! - запротестовал Акихито, но все же послушно замер в сильных руках любовника, - Что, опять скажешь, что за дерзость меня ждет наказание?
- А поможет?
- А ты проверь!
- Непременно, но в другой раз, - чмокнув его в макушку, бросил мужчина, отпуская юношу и вставая на ноги, - Собирайся.
- К доктору? - с подозрением уставился на него с кровати Такаба.
- Если не хочешь к нему, то сначала в ресторан.
- Зачем?
- Просто так. Тоже не хочешь? - отстраненно изучал он растерянное лицо мальчишки, так и оставшегося сидеть на кровати.
- Что тебя смущает?
- Все. Не правильно это все.
- Старая песня про то, что я мужчина и ты тоже?
- Не дождешься! - фыркнул Такаба.
- Ну, - провокационно потянувшись всем телом, протянул тот, - Думаю, вчерашний недотрах.
- Такаба, - тихо зверея, прорычал Асами, - Если ты не прекратишь изображать из себя продувную бестию, я отшлепаю тебя там, где поймаю.
- Хорошо-хорошо, - покладисто сдался Акихито, разглядев в глазах гангстера нечто такое, что счел за благо вовремя заткнуться, - Я встаю. Только ты все равно меня шлепаешь тогда, когда хочешь.
- Акихито, - проникновенно произнес Рюичи.
- Извини, все молчу.
- Почему тебе никогда не приходил в голову вопрос, как я тебя все еще терплю? - пробормотал Асами, направляясь в ванную комнату.
- Как - не знаю, - тихо, чтобы он не слышал, прошептал Акихито, - Но мне хотелось бы верить, что потому что я тебе хоть капельку нравлюсь, а не потом, что ты всего лишь время от времени хочешь меня.
Завтрак, а точнее в их случае уже обед, был ну очень вкусным. Да и как могло быть иначе, если Асами взбрело в голову накормить Акихито им в одном из самых лучших и дорогих ресторанов города. Такаба был ему благодарен, хоть и плохо представлял себе как нужно себя вести в подобных заведениях и поминутно смущался. Асами нравилось видеть его порозовевшие щеки, они придавали облику парня удивительную невинность. И хоть Рюичи и предпочитал грубый секс, в такие моменты у него даже мелькала дикая мысль - наплевать на свои предпочтения и заняться с Акихито не безудержным сексом, а неторопливой любовью, нежно и очень чувственно.
- Что? - пробормотал Такаба, вскидывая глаза на гангстера, который слишком долго и неотрывно смотрел на него.
- Любуюсь.
- Нравится?
- Еще бы.
- Ты специально это делаешь, да?
- Смотря что.
- Смущаешь меня!
- И что если так?
- Ничего, - буркнул Такаба недовольно, и демонстративно отвернулся.
- Тебе ведь приятно, - прокомментировал Рюичи насмешливо, продолжая рассматривать его.
- Ничего, - и тут же, посерьезнев, добавил, - Я все равно настаиваю на походе к психоаналитику.
- Семейному? - тут же выпустил шипы Такаба.
- Если хочешь.
- Ну, неужели из-за той дурацкой фразы ты решил, что у меня не все в порядке с головой?! - взвился он, но вовремя оборвал себя, осознав, что вокруг полно посторонних людей.
- Видел бы ты себя в тот момент, - возвращаясь к неизменному ледяному тону, отозвался Рюичи.
- Не видел, - примирительно вздохнул Акихито, - Я просто понять не могу, зачем это тебе?
- Все. Зачем ты привез меня к себе? Я вполне бы мог жить и в своей квартире. Зачем сейчас настаиваешь на этом докторе, который мне вовсе не нужен, да, если и нужен, не все ли равно, что у меня там, в голове. Мои мысли не помешают тебе заниматься со мной сексом.
- Вчера помешали.
- Я уже сказал, что больше не буду такого говорить, честно. Что тебе еще от меня надо? - совсем тихо пробормотал он и вздрогнул, непроизвольно выдергивая руку из-под широкой ладони, накрывшей его пальцы.
- Быть может, любви?
- Пожалуйста, - с трудом сдерживая предательские всхлипы, но все равно дрогнувшим голосом выговорил чуть ли не по слогам Такаба, - Не надо больше игр. Ты сильней, я подчиняюсь, делаю то, что ты хочешь, даже если мне это не нравится, да и раньше делал, не надо больше ничего.
- Пойдем отсюда, - резко встал Асами.
- Что? - сморгнул Акихито, все еще находясь где-то глубоко в себе, поэтому Рюичи пришлось подцепить его под локоть и вздернуть на ноги.
- Идем.
У выхода их уже ждала машина с водителем, поэтому Акихито ничего не оставалось, как забраться на заднее сиденье в след за Асами, хотя он и предпочел бы сидеть спереди, хоть не надолго отгородившись от гангстера, которого в последнее время в его жизни стало слишком много.
В салоне он отодвинулся как можно дальше, вжимаясь в дверь и оконное стекло, но Рюичи властно перетянул его к себе на колени, пришлось подчиниться.
- Поговори со мной, - тихо прошептал он, стягивая с замершего на его коленях мальчишки галстук.
- А что я по-твоему до этого делал? - сдавленно выдохнул тот.
- Ерничал.
- И что ты хочешь услышать?
- Правду.
- Какую?
- Мне бы хотелось думать, что лестную для меня.
- Это как?
- Так, что ты наконец признаешься мне и себе самому, что ты любишь меня.
- Двое мужчин не могут любить друг друга, - попытался ухватиться за соломинку Такаба, уже слыша её треск и осознавая, еще секунда и он полетит в пропасть.
- Кто это сказал?
- Тогда какой смысл ему верить?
- Так... проще...
- Чем же?
- Никакой ответственности и обязательств.
- Вот как? А знаешь ли ты, что если попытаешься найти себе другого любовника или любовницу, что не столь важно, я убью тебя?
- С каких это пор?
- С сегодняшнего дня и до конца жизни, - отрезал гангстер так, что Такаба шестым чувством ощутил, что он не только не врет, но и на самом деле так считает.
- Значит, навсегда?
- Навсегда.
- Хорошо, - все еще неуверенно, но все равно светло, улыбнулся Акихито, обхватил ладонями лицо мужчины и очень нежно коснулся губ.
- Это значит?
- Да. Я люблю, если тебе так хочется.
- А можно без если?
- Пока нельзя.
- Мне нравится это слово.
- Какое?
- «Пока»...
@темы: You're My Loveprize in Viewfinder, манга, яой, фанфики, R
@темы: Petshop of Horrors, Junjou Romantica, You're My Loveprize in Viewfinder, Loveless, Okane ga Nai, фанфики, Monochrome Factor, аниме, Kuroshitsuji, Kyou Kara Maou, Tactics
Только самым близким...
Кантаро как всегда медитировал над очередной рукописью. Сроки уже поджимали, но так как незабвенная редактор все еще не появилась в его доме, можно было позволить себе еще побездельничать. Остальные обитатели дома тоже как-то подозрительно затихли. Похоже опять зависали на крыше в обществе тенгу, поэтому ни кто не мешал Ичитомии тихо посапывать в полудреме с занесенной над листом кисточкой. Но разве когда-нибудь омеддзи удавалось пробыть в своей личной маленькой нирване долго? Конечно, нет. Судьба была к нему несправедливой, поэтому уже через несколько минут, когда в расслабленном сознании Кантаро всплыла здравая мысль перебраться на футон, из-за спины раздался печальный, чуть ли не плачущий голос, вынудивший его очнуться.
- Кантаро, он меня не любит, да?
- А? - резко оборачиваясь и невзначай чиркая тушью, еще не до конца высохшей на кисточке, по листу с иероглифами, встрепенулся омеддзи, - Сугино-сама?
- Скажи мне, - глядя на него заплаканными глазами, потребовал белый тенгу, - Скажи мне правду. Он разлюбил меня, да? Поэтому все время проводит с тобой.
- Кто? - дрожащим голосом пробормотал Кантаро, судорожно вспоминая общих знакомых, но в голову приходил лишь Му-тян, которого со словами «не люби» и «разлюбил», сказанными в таком контексте, он плохо ассоциировал. По мнению омеддзи зеленый дух, которого даже человечком назвать было сложно, любил всех и каждого и вообще был чем-то сродни домашнему животному ну там котику или морской свинке.
- Му-тя-я-я-ян, - в отчаянии прохныкал тенгу, падая на пол рядом с Кантаро, обхватил ошалевшего омеддзи за шею и разрыдался у него на груди.
- Э-э-э, - промямлил тот, просто не зная, куда деваться от всего этого. Что вообще можно сказать в такой вот ситуации? Пока он судорожно соображал, Сугино продолжал изливать душу.
- Он уже вторую неделю не перекидывается, а я так сильно хочу его, что просто не могу терпеть, а он не прихо-о-о-одит, - отчаянно всхлипывал он, пока не почувствовал, как Ичитомия стал его настойчиво от себя отпихивать. Сугино поднял заплаканную мордашку, которая в случае с белым тенгу, как ни странно, только придала ему очарования, не то, что большинству людей. Шмыгнул носом и посмотрел в совершенно ошалевшее лицо омеддзи.
- В смысле не перекидывается? - севшим голосом уточнил тот.
- Не становится настоящим! - взвился тенгу, резко отстраняясь от него.
- Как это?
- Большим и сильным.
- Э-э-э-э... - продолжая хлопать глазами, судорожно сглотнул Кантаро.
- Ты хочешь сказать, что этот облик зеленого... эээ... человечка не настоящий?
- Почему это не настоящий? - возмущенно отозвался тенгу, явно не понимая, с чего это вдруг глаза у Кантаро сделались такими огромными, - Очень даже настоящий, просто у него есть и другой... - принялся объяснять он, и только тогда спохватился, - Постой-ка, ты что, думал, что мой муж всегда в таком вот виде?
- Ну, да, - честно признался тот.
- А как, по-твоему, мы любовью занимаемся?!
- Э, а вы занимаетесь? - автоматически пробормотал Кантаро, и только тогда понял, что собственно сказал, - Ой!
- Ичитомия!!! - взвился тенгу, вскакивая на ноги, и уж было бросился с кулаками на бедного омеддзи, попытавшегося отползти от разгневанного демона подальше, как был довольно бесцеремонно схвачен за шкирку.
- Что здесь происходит? - невозмутимо спросил Харука, строго глядя на Кантаро, который смотрел на него с пола во все глаза, и просто не знал, что ответить.
- Понимаешь, - начал он, когда пауза затянулась, а Сугино, поняв, что все попытки бесплодны, перестал вырываться из цепких пальцев Поглощающего духов, - Мы тут о Му-тяне говорили...
- А что с ним?
- Ничего! - резко вскрикнул Сугино, впиваясь взглядом в алые глаза омеддзи, - Только попробуй ему рассказать! - прошипел он.
- Харука, - неожиданно тихо и очень серьезно сказал Кантаро, вставая на ноги и твердо глядя в темно-зеленые глаза демона, - Выйди, пожалуйста, мы с Сугино-сама не закончили разговор.
Черный тенгу под этим взглядом послушно разжал пальцы, хмыкнул коротко, но с вызовом, и вышел, плотно задвинув за собой седзи.
- Ну и зачем ты выгнал его? Я больше не хочу с тобой об этом говорить! - вскинул голову белый тенгу, обвиняющее глядя на омеддзи.
- Но тебе все равно придется меня выслушать, - так же тихо, но еще более серьезно, ответил на это тот.
- Ну, говори тогда, чего встал?! - довольно грубо накинулся на него Сугино, уязвленный до глубины души.
- Разве это не есть доказательство его любви к тебе?
- Что? - резко присмирел тенгу.
- Знаешь, я не очень знаю, как это происходит у вас, демонов, но люди показывают настоящих себя только тем, кто действительно очень им близок. Я понятие не имел, что у Му-тяна есть иной облик, пока ты сам об этом не сказал, и никто другой об этом тоже не знает, разве это не то доказательство, которое ты ищешь?
- Ты правда так думаешь? - тихо прошептал тенгу, замирая и широко распахнутыми глазами вглядываясь в лицо омеддзи.
- Да, - твердо кивнул тот, - Я уверен.
- Но ведь это не объясняет, - отводя взгляд и коротко вздыхая, пробормотал тот, - Почему он больше не хочет меня?
- А почему ты сам у него не спросишь?
- Как я могу, он же...
- Твой муж. И если это так, то, значит, ты можешь поделиться с ним самым сокровенным, и он поймет тебя, разве нет?
- Я думаю, да.
- Спасибо, Ичитомия, - неожиданно кротко улыбнулся омеддзи Сугино, - Не думал, что ты сможешь мне помочь.
- Тогда почему пришел ко мне? - растеряно уточнил Кантаро, только сейчас украдкой и с облегчением выдыхая, до этого он просто боялся глубоко дышать, волнуясь за то, что говорит ему, так не хотелось обидеть светлого тунгу, все же какие-никакие, а друзья.
- А к кому я мог еще прийти? Ну, не к Поглощающему духов же! Можно подумать он бы меня выслушал и понял!
- Конечно, понял! - с неожиданным жаром воскликнул омеддзи, - Харука очень хорошо умеет слушать и сочувствовать...
- Да, ладно тебе, - отмахнулся Сугино, - Никогда не поверю! - и вышел на открытую веранду, почти тут же взмывая в небо, - Спасибо, Кантаро, - донеслось откуда-то сверху и фигура демона истаяла в пронзительно-ультрамариновой дали.
- Конечно, не поверил бы, - тепло улыбнулся Кантаро.
- Чему? - раздалось из сада и на перила веранды опустился черный тенгу, складывая крылья за спиной.
Кантаро осмотрел его с ног до головы придирчивым взглядом, игнорируя выгнутую в неудовольствии бровь, и, неожиданно рассмеявшись, воскликнул.
- Секрет!
@темы: сенен-ай, фанфики, аниме, Tactics, PG
